Самая настоящая Золушка - стр. 37
Эти мысли вызывают нервную улыбку, и доктор подозрительно прищуривается, снова что-то записывая в блокнот. Хочется попросить ее не скрипеть ручкой, но тогда мой диагноз наверняка обрастет новыми подробностями. Всякими «неврастениями» или «истероидными состояниями».
Господи, откуда я все это знаю?
— Это очень нелегко осознать, - говорит женщина, прикрывая рукой исписанную страницу, когда я пытаюсь всмотреться в ее почерк. – Что можно вот так потерять год жизни, но обычно такие состояния носят временный характер и необходимы нашей психике чтобы… восстановиться. Вы все вспомните, если будете придерживаться простых правил и избегать стресса. И проводить больше времени в кругу близких. Семья – самый лучший источник ощущения безопасности. Через некоторое время память начнет возвращаться.
— Как я это пойму?
Мне хочется громко смеяться и плакать навзрыд. В одно и то же время.
Потому что все эти провалы в памяти так романтично выглядят в фильмах, а на самом деле это странно и страшно, и непонятно. Словно прийти на фильм, посмотреть начальные титры, прикрыть глаза – и открыть их уже в финале. Все вокруг обсуждают сюжет, хлопают, хвалят режиссерскую задумку, а ты абсолютно не понимаешь, что сейчас было.
— У всех очень по-разному, Катя. – Женщина вчитывается в какие-то заметки и снова прячет от меня блокнот. На этот раз закрывая его на кнопку. – Обычно это начинается с коротких вспышек: увидите знакомый предмет, память «достанет из подвала» связанный с ним момент. Не волнуйтесь, - она наклоняется и снова гладит меня по руке, но на этот раз я освобождаюсь от этого сочувствующего жеста. Она понимающе улыбается, встает. – Не волнуйтесь, вы обязательно все вспомните. А чтобы этот процесс прошел как можно безболезненнее, я выпишу вам успокоительные в малой дозировке.
— Спасибо, - бормочу я.
После ее ухода тишина опрокидывается на меня, словно чернильная клякса: глушит, нервирует и заставляет ворочаться в постели. Приходится включить телевизор и наугад перебирать каналы, пока на одном из них не появляются кадры старой советской комедии. Смеяться мне не хочется, но это вполне сойдет за маленький крючок: я не свихнулась, я помню многие вещи.
Кроме целого года.
Я осторожно спускаю ноги на пол, окунаю ступни в теплые пушистые тапочки, кутаюсь в одеяло и потихоньку бреду к окну, шаркая, как настоящая старушка. На улице серый угрюмый день, и разлапистые редкие хлопья снега лениво кружатся в воздухе. Что я делала прошлой зимой? О чем мечтала и какие строила планы?
Стук в дверь резко выдергивает меня из попыток наскрести хоть что-нибудь.
— Пришел ваш отец, - говорит медсестра и уступает дорогу тому мужчине, с которым Кирилл едва не устроил драку.
Морозов, так, кажется, его фамилия.
И он – мой отец.
Вчера, едва доктор вышел из комнаты, он бросился ко мне и умолял переехать к нему. Говорил, что мы давно это планировали и что комната для меня готова. Тогда я была слишком в шоке, чтобы анализировать его слова, но сейчас, в эти секунды, пока он ждет, что медсестра оставит нас наедине, я ловлю себя на мысли: разве стала бы счастливая в браке женщина планировать свой переезд к отцу?
— Катя, слава богу, - он в два счета оказывается рядом и буквально душит меня в крепких объятиях. Обхватывает руками за щеки и по-отечески расцеловывает, улыбается так, что мои губы сами собой растягиваются в ответную улыбку. – Как ты? Что-то болит?