Самая настоящая Золушка - стр. 36

— Что это значит? – переспрашиваю я, вдруг ловя себя на том, что уже битый час кручу на пальце красивое обручальное кольцо с россыпью алмазов по всему ободку. – Насколько глубже, доктор?

— Это была лишь фигура речи, - мягко успокаивает она. Удобно устраивается в кресле рядом с моей кроватью и задает вопрос, от которого я бегаю вот уже целые сутки. Это словно спасаться от смертельного вируса, а потом пустить в дом человека, который принес его в бутылке из-под освежителя воздуха. – Что последнее вы помните, Катя? Постарайтесь вспомнить как можно точнее. И не торопитесь.

Но мне не нужны часы, чтобы подумать.

Потому что вчера в это же время я была в другом месте: я до сих пор помню запах ливня и оглушающий грохот воды, в котором едва не утонули слова Кирилла: «Станешь моей женой?» Подумала, что просто слишком крепко уснула. Так ведь бывает, что во сне мы проживаем словно целую жизнь, а проснувшись, осознаем, что проспали не больше часа.

Я пересказываю ту сцену слово в слово, не упуская никаких деталей: во что была одета, сколько времени было на часах Кирилла, как странно смотрелась на его спине нанесенная пока лишь контуром татуировка лабиринта и старинного хронометра.

— Возможно, вы помните дату, Катя? – Женщина делает какие-то пометки в блокноте, и меня раздражает неприятный царапающий звук перьевой ручки.

— Тринадцатое октября две тысячи шестнадцатого года, - снова без паузы. Как можно забыть то, что было вчера? – Какой сейчас день?

О том, какой год, просто боюсь спрашивать.

— Двадцать первое ноября две тысячи семнадцатого.

Год.

Как можно забыть целый год?!

— Катя, посмотрите на меня, - сквозь внезапную глухоту слышу ее требовательный голос.

Я словно рыба в маленьком пруду, куда только что бросили динамитную шашку: каким-то чудом не всплыла брюхом вверх, но потеряла все ориентиры и мечусь в полной темноте почти наугад.

— Катя, я здесь, попытайтесь сфокусироваться на моем голосе.

Она прикасается к моей руке, «якорит», как говорят у профессионалов. Соединят звук и тактильные ощущения.

Откуда я это знаю? Точно не из курса филфака.

— Это потому что я ударилась головой? – Верхними нотами моего голоса можно резать гранит. Неудивительно, что доктор морщится и продолжает поглаживать мою руку, словно конечность придется ампутировать и нужно как-то об этом сообщить. - Но ведь все пройдет, да?

— Катя, вы взрослая девушка, и я не считаю, что умалчивание будет уместно в данной ситуации. Хоть некоторые коллеги со мной бы поспорили. – Эта реплика в сторону вряд ли имеет какое-то отношение ко мне. – Все анализы и тесты показали, что травма головы никак не связана с вашей амнезией. Нет нарушений в работе головного мозга и уже завтра вас выпишут, потому что держать вас здесь просто нет смысла. То, что с вами происходит, называется диссоциативная амнезия.

— Что это значит?

— Таким образом психика защищает вас от какого-то травмирующего события.

— То есть, даже если моя голова… Господи…

Я чувствую ужасную слабость – руки падают вдоль тела и во мне нет ни капли сил, чтобы этому сопротивляться.

— То, что вы забыли год жизни никак не связано с травмой от падения, Катя. Вы забыли, потому что ваша психика считает, что что-то в тех воспоминаниях может свести вас с ума.

Если бы моя психика была живым человеком, я бы взяла ее за грудки и хорошенько встряхнула. Глядя в глаза, спросила «Что ты творишь?» и не оставила бы в покое без внятного ответа.