С начала до конца (сборник) - стр. 8
Они потом ещё о чём-то долго говорили, но мне уже не было слышно, да я и не хотела слушать. Мне хотелось уткнуться в предательски шелестящий плащ, пахнущий нафталиновыми шариками, и зареветь. Оттого, что страшно и тоскливо, и оттого, что дедушка, сумевший выжить и на тяжёлой войне, и в инфарктной больнице, и ещё в куче переделок, всё равно собирается умирать.
На следующий год дедушку не пригласили вести классный час. Пришёл какой-то чужой дедушка. А нашему – подарок и цветы передали через меня. И девятое мая мы праздновали дома, все вместе.
Умер он через год, когда я была уже в четвёртом классе. Спустя два месяца вслед за ним ушла и бабушка. И ещё через неделю мы навсегда уехали из этой квартиры на Красном проспекте, потому что уже не имели на неё никаких прав, кроме единственного и, наверное, самого сокровенного права – вечного права воспоминаний.
Когда дедушка был маленький, его звали Колька. Их было двое мальчишек в семье – Колька и Борька Куликовы. Колька был старшим.
Жили они на окраине Новосибирска, недалеко от речки Каменки. В начале прошлого века эта речка текла через весь город, с востока на юг, маленькая, уже тогда грязноватая, однако примечательная тем, что по берегам её были обнаружены залежи гранита. Гранит оказался ценнейшим материалом для новорожденного города, и возле маленькой реки к десятым годам двадцатого века уже раскинулось довольно большое поселение каменщиков. К пятидесятым годам часть реки ушла в коллектор, а оставшаяся часть мелела и грязнела, и уже в девяностые от Каменки остался ручей, его вода имела радужно-бензиновый оттенок, а русло было завалено мусором полувековой давности. Речка отстроила первый советский город-миллионник и стала больше не нужна.
Куликовы были мещанами. Они жили в каменном доходном доме, принадлежавшем каким-то местным купцам. В довоенное время у Куликовых была даже прислуга, которая готовила еду и помогала по хозяйству. В 11-м году родился Колька, в 14-м – Борька, и тут же, в 14-м году, летом, их отца, Николая Куликова, забрали на фронт в составе 41-го сибирского стрелкового полка. Осенью 1915 года прапорщик Куликов был убит в сражении у г. Крево под Сморгонью, в Западной Белоруссии.
Из квартиры солдатки Ираиды сначала ушла прислуга, потом начала исчезать мебель – дубовый комод, ореховый стол. В комнатах стали появляться чужие люди – постояльцы. Ираида шила на заказ и варила скудные обеды на вынос, мальчишки бегали пособлять артели каменщиков, тем и жили. Когда большой каменный дом понравился новой власти и в нём решили сделать государственную контору, семьи жильцов были выселены в маленькие домишки по левому берегу Каменки – жили в одном доме по две, по три семьи. Но, несмотря на бедняцкий быт, за братьями Куликовыми в округе, кроме необидной дразнилки «кулик-невелик», закрепилось ещё и прозвище «барчуки» – очевидно, в память о том красивом каменном «барском» доме, в котором они росли, когда ничто ещё не предвещало тяжёлых перемен.
Колька учился в школе, а в свободное время играл на улице. Потом в школу пошёл и Борька. Учёба им давалась сносно, ребята были усидчивые и с хватким умом. Но прозвище «барчуки» так и осталось за ними, и за пределами школы, на улице Левый Берег, оно подкарауливало их за каждым углом. Ни выполненные по дружбе уроки, ни общие игры, ни Колькина меткость на городошной площадке, ничто не могло заставить соседских мальчишек забыть то, как на их улице очутились братья-барчуки. А те, в свою очередь, в долгу не оставались, и в Закаменке драки вспыхивали до нескольких раз в неделю. Кулаки у барчуков были крепкие, да и местные от них не отставали, и с переменным успехом слава перекатывалась то на одну, то на другую сторону улицы. Потом к барчукам примкнуло еще несколько ребят, как видно, любителей математики, и уличные бои на Левом Берегу к тому времени приняли масштаб общегородского события. Потому что и противник у барчуков был тоже особенный.