С другой точки ощущения - стр. 6

Вскоре мама Арсения вынесла торт, и я заулыбалась.

– С днем рождения! – мама Арса поставила торт на стол, поцеловала сына в щеку и прошла быстрым шагом до столика своего мужа. Самую главную роль этого вечера она выполнила. Дело оставалось за малым: дождаться, когда молодежь вдоволь наорется и наестся; разложить нетронутую еду по контейнерам; прибраться и закрыть «ВасМарс» до завтра.

Моя задача заключалась в другом – все-таки попробовать притронуться к этому красному и бисквитному красавцу, наверняка невозможно вкусному, возвышавшемуся над столом. Съесть от именинного тортика хотя бы крошечку и постараться не умереть… от маминых визгов. Потом, когда вернусь домой. Да, мне уже исполнилось восемнадцать, но мою гипоаллергенную диету никто не отменял.

– Первый кусочек для Ва-асеньки! – растянул мое прозвище в улыбке Арсений и передал тарелочку с тортом.

И что же тут можно сделать, когда мечта идет прямо тебе в руки? Мой ответ: «Съесть!» И только. Как и обещала, всего крошечку.

Первый раз я переместилась в сознание другого человека в шестнадцать лет. Это было жутко. Я запомнила.

В этот день я сидела за третьей партой во втором ряду. Подходил к концу урок литературы, еще чуть-чуть – и я осталась бы незамеченной. Не спросили, какая удача! Я едва ли понимала, почему настолько важно знать наизусть стихотворение Фета.

Одноклассники на задних рядах гоготали в нетерпении. Им хотелось закончить эту эпопею и как можно быстрее улизнуть в спортзал. Для кого-то физкультура была спасением, для меня же, как думала мама, этот предмет мог добавить только лишние строчки в карточке болезни. И без того худая, бледная, маленькая и невзрачная, я не должна была носиться в спортзале как ужаленная. В отличие от лиц других детей, моя кожа на щеках после физической активности еще больше белела, а не краснела. После десятиминутного кросса я походила на чистое полотно, полностью сливавшееся с белой футболкой. И тогда моим русым волосам ничего не оставалось кроме того, чтобы поймать весь фокус на себя. Наконец-то отвлечь весь мир от моей болезненной (для завистливых – модельной) худобы и посмотреть на мое русое, местами вьющееся каре. Иногда мне и самой оно нравилось. Когда я чего-то стеснялась, то убирала несколько темных прядей за ухо и становилась «милашкой». Слова Арсения. Возможно, оттого я делала это чаще.

– Кристина, к доске! – сквозь стену размышлений я еле расслышала голос учительницы. И была крайне возмущена такому повороту. Даже попыталась избежать такой участи:

– Но скоро звонок, – заметила я.

– Ничего, успеешь. Давай!

В этот момент я медленно поднялась над партой и заправила волосы за ухо, чтобы стать милашкой. И чтобы потянуть время. Одноклассница, рассказывающая стих у доски до меня, все еще стояла рядом с учительницей. Они что-то обсуждали между собой, то и дело указывая пальцами в учебник. Верка была отличницей, не удивлюсь, если ей и правда интересно обсудить творчество Фета с дотошным педагогом. Что она и делала. Учительница по литературе в восхищении жестикулировала и оживленно рассказывала Верочке свою точку зрения, точнее, вдавливала мнение в школьницу, потому что оно было поистине верным.

Я почти дошла до доски, еще раз окинула взглядом весь класс. Они смотрели на меня – мальчишки и девчонки десятого «А». Арс, получивший записку от одноклассницы, пытался читать письмо и одновременно поддерживать меня своим взглядом. Он отчетливо подмигивал, стараясь сказать, что ничего страшного не произошло. Это всего лишь литература. Не больше.