Рыжий, циничный, неприличный - стр. 25
Клео аккуратно промокнула тело, завернулась в полотенце, нажала на ручку двери ванной.
И выйдя за эту дверь, обнаружила, что «брат» вернулся. Один.
Павел стоял, привалившись к противоположной стене, рядом с входной дверью. Светлая льняная рубашка в темных пятнышках от дождя, руки в карманах брюк, босые ноги. Вся поза такая небрежная и при этом такая… Клео знала уже, что ее версия про фитнес-тренера совершенно несостоятельная. Но сейчас она снова пришла девушке в голову. Какое-то неприлично совершенное владение собственным телом.
Клео повыше поддернула узел полотенца.
– Я твоя сестра?
Он молча покачал головой.
Значит, нашел даму с жилплощадью. Клео почувствовала, как впиваются в ладони короткие ногти.
– Она была блондинка, брюнетка?
Он снова покачал головой.
– Нашел рыженькую – под стать себе?
Еще одно отрицательное движение головой. Клео почувствовала, как кулаки само собой разжались.
– Неужели не нашел девушки под свой вкус? – Павел ради разнообразия выразил кивком согласие. – Да ты капризный, Павел Тихонович! Что с ними не так?
– Они не ты.
Тут разжались окончательно не только кулаки, но и узел на полотенце – Клео едва успела его поймать.
– Сними его.
Тихий хриплый голос острой бритвой полоснул по нервам. Пальцы и в самом деле едва не разжались. Что же ты делаешь, гад рыжий?!
То, что ты сама от него и хотела, Клео.
Ноги уже готовы были сделать первый шаг к нему, а потом, еще, еще, еще. Но вместо этого Клео вдруг услышала свой собственный голос.
– Ты первый.
Господи, что она творит?! Это точно она творит?!
Красивые мужские губы тронула легкая усмешка.
– Желание царицы Египта – закон.
Длинные мужские пальцы принялись неторопливо расстегивать мелкие пуговицы на льняной рубашке. Клео, словно завороженная, наблюдала, как в развале рубашке появляется рельефный мужской торс. И почему версия со стриптизером не приходила ей в голову?! В Павле Тихом определённо скрыта бездна талантов.
Последняя пуговка покинула петлю. Белые льняные полы разошлись. Наверное, поза такая или еще что… Что все это выпуклое великолепие напряглось пластинами и кубиками – ну просто как на картинке.
– Дальше.
Это что – тоже она сказала?!
У Павла уже гораздо ощутимее дернулся угол рта. А мужские пальцы легли на брючный ремень.
Нет-нет-нет, я пошутила!
Да-да-да, не останавливайся!
Пряжка ремня негромко, но отчетливо звякнула, когда ее расстегнули. Чуть громче вжикнула молния на ширинке. Свободному ходу собачки замка явно что-то мешало. То, что натягивало появившееся в развале молнии светло-серое белье.
Клео тяжело сглотнула, а потом заставила себя поднять глаза. Взгляд Павла притягивал ее так, словно он вытянул ремень из петель, накинул ей на шею и потянул к себе.
И она пошла.
Шаг, еще один, и еще.
Павел поднял руку – но полотенце упало до того, как он его коснулся. Мужская рука легла Клео на шею, притягивая ближе. А губ коснулись мужские губы.
Как он целовался, боги-боги… Павел Тихий умел целоваться. Или это просто Клео себя уже накрутила до невозможности во время его отсутствия. Или еще что… Но касания его губ были такие щемяще мягкие. Такие головокружительно нежные. Такие охрененно смелые. Он взял ее языком в рот, резко прижал к себе – и у Клео вместо ног образовался кисель.
От того, как гладко и быстро язык Павла скользил в ее рту, то и дело задевая ее язык, гладя, сплетаясь. От него пахнет немного то ли вином, то ли коньяком, а еще дождем и солью. И это вкусно. Очень вкусно.