Рыжая 4. Тупиковое звено - стр. 11
– Вольность.
Слов не было. Даша впервые видела человека, который на полном серьезе полагал, что разместить Ренуара в музыкальной гостиной можно исключительно по причине внутренней слабости.
Воспитанник хозяйки замка тем временем продолжал:
– Искренне рад приветствовать вас в имении Вельбах, дорогая мадемуазель Быстров. Меня зовут Филипп. Филипп Кервель.
По-русски мсье Кервиль говорил безупречно, разве чуть грассируя и немного в нос. Гостья по-прежнему не могла вымолвить и слова. Со светской непринужденностью радушный хозяин поспешил заполнить паузу.
– Я знаю о чем вы думаете, – легкой походкой француз скользнул по драгоценному паркету. Вместе с ботинками он весил не больше пятидесяти килограммов. – И целиком с вами согласен.
Однако Даша готова была побиться об заклад, что белокурый человечек даже приблизительно не подозревает направление ее мыслей.
– Конечно, Ренуару здесь не место, – мсье Кервель встал рядом и сосредоточенно уставился на картину. – Но, повторю, я не смог уступить соблазну, – здесь он сделал паузу и покивал, – Все мы немно-о-о-жечко… – он максимально близко свел большой и указательный пальцы, показывая насколько немножечко, – снобы.
Гостье ничего не оставалось, как кивнуть в ответ. Спорить с человеком, у которого Ренуар не подходит к Ватто, казалось глупым. Хотя, лично она ради этого небольшого портрета согласилась бы расположить у себя даже соседскую мебель, которую те уже лет пять не знают кому продать.
Мсье Кервель повернулся к гостье и сделал маленький шаг назад, желая получше ее рассмотреть.
– Ах, моя дорогая, я вас совершенно такой и представлял. Вы так похожи на maman в молодости! – Он сложил изящные ладошки и поднес их к губам. – Вы душечка. Пышненькая душечка.
Вот так, так!
Даша автоматически втянула живот. Последние три месяца она практически ничего не ела и с невероятным трудом восстановила, ну или почти восстановила, утраченный девичий стан. Не удивительно, что после такого «комплимента» ей захотелось пнуть хозяина по тонкой ножке, затянутой в сливочную фланель.
Однако вряд ли стоило начинать знакомство таким образом, поэтому она вымучила из себя подобие улыбки и промялила:
– Вообще-то я на диете…
Мсье Кервель серебристо рассмеялся:
– Ах, бросьте, душечка, полнота вам очень идет. Vous êtes belle!
Поклявшись при случае отомстить бабкиному воспитаннику, Даша сделала вид, что ничего особенного не произошло.
– Вы очень добры, Филипп. И прекрасно говорите по-русски. Признаться, мне бы и в голову не пришло, что вы француз. – Она бросила быстрый взгляд на прическу хозяина. Белоснежные пряди несомненно имели искусственное происхождение. – Встреть я вас где-нибудь возле фонтана Большого театра, приняла бы за завсегдатая.
– Правда? О, благодарю вас! – простодушный мсье Кервель принял комплимент за чистую монету и прямо-таки воссиял розовым светом. – А я, представьте, никогда не был в России.
– Что вы говорите!
– Да-да! Не представляете, сколь корю себя за это. Увы, подчас в суете мы упускаем главное. – Он выдержал печальную паузу. – Возможно, по происхождению я и француз, но если бы вы знали, мой друг, как порой мне хочется полной грудью вдохнуть морозный дух России, страны далекой, неведомой, но столь желанной!
И опять Даша не нашла, что ответить. Но одно она знала точно: воспитанник баронессы определенно не походил на тот образ, который все это время она рисовала в своем воображении. Зато становилось понятным, что имел в виду метр Дюпри, говоря, что есть особенные люди, чуждые всему мирскому. Возможно, Филипп Кервель даже не подозревает о существовании материальных благ. Интересно, как же он будет жить, когда его отсюда выселят?