Рыжая 2. Дело одинокой канарейки - стр. 49
На всех снимках был изображен невысокий, начинающий полнеть мужчина, с характерным кавказскими чертами лица: выступающий орлиный нос, темные глаза с хитринкой, запрятанные в смуглых морщинах, над глазами круглые лохматые брови. Черные с проседью волосы.
Фотограф, минута за минутой, прослеживал весь его день. Вот он спит, вот улыбается, глядя в залитое утренним солнцем окно… Завтракает, открывает платяной шкаф, чистит обувь, собирается на прогулку…
Лозенко удовлетворенно улыбнулся, а в нем, оказывается, скрывался талантливый документалист!
Полюбовавшись еще некоторое время своей работой, Герман принялся изучать автобиографию Чуладзе, написанную тем собственноручно. За хвастливыми, тщательно подобранными строками вставал образ одинокого, всем недовольного скупердяя и законченного эгоиста. Семьи никогда не было, вероятно, боялся лишних расходов и волнений. Родители давно умерли. Отец грузин, мать абхазка, эмигрировал из Тбилиси пять лет назад.
«Как ему это удалось?» К автобиографии были подколоты образцы прошений о предоставлении политического убежища. «…По матери я числился абхазцем. Из дома выгнали, все отобрали, оказался я на улице в одном нижнем белье…» Герман невольно оторвался от чтения и снова взглянул на фотографии. Стены голландской квартиры Чуладзе украшали прекрасные образцы холодного оружия, явно не местного производства. Помнится, он еще подумал – и как Чуладзе удалось все это вывезти?
«…Когда меня голодного на улице останавливали грузины, то заставляли мыть им машины и чистить обувь, плевали мне в лицо…»
«Сволочной, однако, тип, этот Виктор Шалвович, – решил Лозенко. – Надо с ним поосторожнее. А ведь показался таким простачком…»
2
Когда Герман переступил порог небольшой, заставленной какой-то нелепой, ширпотребовской мебелью квартиры, первой мыслью было, что проблем возникнуть не должно.
– Думаю, не ошибся, остановив свой выбор на вас, – откровенно признался он хозяину, осматривая обстановку.
Все вещи были типичны для советского переселенца – яркие, дешевые и безвкусные.
Чуладзе расплылся в самодовольной улыбке.
– Постараюсь вас нэ разочароват, – говорил Виктор Шалвович с характерным грузинским акцентом, не спеша, словно распеваясь или восхищаясь. – Только я должен знать конкрэтно: что от меня хотите?
Лозенко кивнул и протянул удостоверение.
– Мы снимаем фильм, скорее сериал о судьбах наших людей, в разное время оказавшихся за рубежом. Разумеется, нас интересуют не все, а только самые выдающиеся.
– Что правда, то правда, – Чуладзе самодовольно огладил усы и взял удостоверение гостя. Внимательно изучив каждую строчку и сличив фотографию с лицом владельца, он склонил голову на бок и слегка прищурился. Затем брови его приподнялись, а на лице появилось алчное выражение радости и опаски, какое вдруг появляется у скряги, заметившего на дороге пятерку. – Так вы хотите узнать про моя судьба?.. – Чуладзе вернул документ и снова расплылся в улыбке. – Спрашивай, спрашивай, дарагой, целый роман тебе расскажу…
– Вот и прекрасно, – Герман заметил его реакцию и мысленно поздравил себя с победой. – Тогда начнем с самого начала, – он включил диктофон. – Вы родились…
– Давно родился. Пятьдесят лет назад родился, в Тбилиси.
– А сколько детей было в вашей семье?
– У меня была сестра, но она умерла. – Виктор Шалвович сокрушенно вздохнул. – Еще совсем дэвочка был…