Рыжая 2. Дело одинокой канарейки - стр. 45
Даша поспешила представить юношу:
– Знакомься. Это Иржи Клаус. Он хороший.
– Георгий значит. – Элеонора протянула красивую длинную кисть. – Здравствуйте, Жора. Jak se maš?
Молодой человек при виде блондинки сначала зарделся, потом внезапно сник и наконец неуверенно пожал протянутую руку.
– Хорошо. Очень приятно.
Элеонора с нехорошим прищуром смотрела на чеха с высоты своего роста. Тот смутился еще больше и поспешил поднести холеную руку к губам.
– Тяжелый случай, – проворчала Элеонора и, судя по всему, поставила на юноше крест.
– Ты и чешский знаешь? – удивилась Даша, заходя в квартиру.
Ноздри Пилюгиной дрогнули, словно у породистой лошади:
– В институте за мной один чех года три ходил. С журналистики, Станда, кажется… Вот пару фраз запомнила. – И снова обратилась к Иржи: – Мыдло спадло в умывадло?
Тот удивленно посмотрел на Дашу:
– Какое мыло?
– А! – отмахнулась она. – Это у нее остаточные знания.
– А сам Жора говорит по-русски?
Даша отрицательно покачала головой:
– Не-а.
– По фигу. Мне как раз Геночка – помнишь Геночку Толубеева? Он сейчас пресс-атташе в Лиссабоне – прислал цветы и порто. Букет, конечно, жлобский, но вот вино! Думаю, твой чех оценит – прекрасный урожай. – Но тут же перебила сама себя: – Хотя о чем я говорю, судя по его дешевым штиблетам, дальше пива он не пошел.
Даша поблагодарила Бога, что Иржи не понимает ни слова. Действительно, чех смотрел вопросительно, даже как-то жалобно.
– Проходи, проходи, – ласково подтолкнула она его. – Пани Элеонора хочет тебя вином угостить. Наверное, ты ей понравился.
У новокрещенного Жоры глаза вспыхнули, словно два солнышка, взошедших одновременно, и он поспешил вслед за хозяйкой, позабыв даже снять вменяемые в вину штиблеты.
Даша ехидно ухмыльнулась:
– Давай, давай… Не ты последний.
4
Бесконечная толпа Элеонориных ухажеров растянулась во времени и пространстве унылой вереницей. При желании, взявшись за руки, они вполне могли бы охранять и Китайскую стену. Из разных стран мира (с кем попало Пилюгина знакомства не водила) ей слали экзотические фрукты, умопомрачительные букеты, кораллы, редкие духи и все то, что природа и промышленность производили для ублажения вот таких бесчувственных стерв. А Элеонора оставалась холодна и прекрасна, словно сверкающий айсберг. Она была со всеми одинаково мила и вздорна, она давала надежду и лишала ее навсегда, она карала и миловала, словом, делала с мужиками, что хотела.
Вот и сейчас, сидя на кухне, где по обыкновению царил потрясающий беспорядок, жестокая красавица, распахнув голубые глаза, сочувственно кивала раскрасневшемуся юноше, который на вполне сносном английском рассказывал ей о своих первых российских впечатлениях.
Воспользовавшись паузой, Даша бесцеремонно нарушила их идиллию:
– Элька, ты Коку помнишь?
– Какого? – блондинка не сразу поняла, о ком идет речь. – Макеева, что ли? А ты его откуда знаешь? – И тут же шлепнула себя по лбу. – Точно! Он же вместе с тобой учился на археологии.
– Я училась на… – попробовала было возразить Даша, но Элеонора даже дослушивать не стала:
– Конечно, помню, – она с силой загасила сигарету. – Странный тип. Кажется, ты ему нравилась.
– Это все, что в нем было странного? – на самом деле Макеев был редким исключением, не попавшим под роковое влияние высоченной блондинки.