Рыбья Кровь и княжна - стр. 3
– Ну и что мне по этому поводу думать? – снисходительно подтрунивал над шутом-доносителем «глуповатый влюбленный». – Это его право поступать, как он считает нужным.
– Все говорят, что он постарается облапошить тебя с приданым Всеславы.
– А я посажу княжну в темницу и не выпущу, пока он все не отдаст, – то ли всерьез, то ли в шутку размышлял липовский князь.
– А хочешь, я так это дворовым Рогана и передам?
– Ну передай, – чуть подумав, разрешил Дарник. Было любопытно, что из его шутливой угрозы может получиться. – Передал? – спросил он у Корнея чуть погодя.
– А как же! – широко ухмыльнулся тот.
Князь Роган вида не подал, дошло до него это нашептывание или нет. Зато Всеслава уже за свадебным столом так впрямую и спросила:
– А правда, что ты за меня требуешь огромное приданое?
– Больше серебряных дирхемов я люблю только золотые солиды, – серьезно шепнул жених.
Она изумленно покосилась на него: разве можно своей невесте признаваться в таком? Дарник едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Миловидная, кукольнолицая княжна напоминала ему детскую игрушку, с которой хотелось забавляться по ее детским правилам. Слишком рано став взрослым, он в последнее время все чаще ощущал в себе потребность в озорном ребячестве. Одной из таких отдушин являлся Корней, теперь точно так же по-приятельски смотрел князь и на Всеславу.
Да и смешно выглядело само понятие приданого. В его родной Бежети никто никогда не помышлял ни о приданом, ни о выкупе невесты. Переходя жить в дом суженого, молодая брала из отцовского дома телушку или овцу, чтобы рядом было второе близкое живое существо, и на этом все заканчивалось. Если же жениху в родительском жилище становилось тесно, то он выстраивал свой дом, и опять помогали ему не родичи, а бывшие товарищи по детским играм, так же как и он сам потом не мог отказать им в подобной помощи. Ну и, конечно, никому даже в голову не приходило говорить молодому парню, кого именно он должен выбирать себе в жены. Это вот здесь, в городах, да у князей все почему-то боятся уронить себя, указывая своим сыновьям и дочерям, с кем им надо соединяться и на каких условиях.
– Я ведь вовсе никакой свадьбы не предполагал, – откровенничал с зятем князь Роган перед самым пиршеством. – Просто хотел показать дочери каганскую столицу, а тут ты как медведь из берлоги. Ну и какое бы ты хотел приданое, только честно? Много дашь – плохо, но и мало дашь – уже мне чести не будет.
– У тебя есть ромей-каменщик Серапеон, пошли его. Если совсем щедрый, добавь еще оружейника Бобряту.
– Да они вольные люди, как я их насильно пошлю?
– Верно, насильно послать не можешь, – согласился Дарник. – Но сделать их жизнь в своем городе невыносимой любому воеводе-наместнику, не то что князю, под силу.
– А откуда ты про них проведал?
– Ты, князь, еще в Корояке за стол садишься, а я в Липове уже знаю, что у тебя на столе стоит, – нахально отвечал зять.
– Хорошо, подумаю. Но учти, что теперь и ты по рукам и ногам повязан моей дочерью. Не смотри, что она румяная и стыдливая, стержень в ней даже не мой, а ее деда по матери, его когда-то замучили в Хазарии за то, что он плюнул в лицо их главному визирю. Я слышал, что свою первую жену ты приказал разрубить на две половины. С Всеславой этого у тебя не выйдет, так и знай.