Рядовой Иван Ященко - стр. 29
Вспомнил Василя. Когда-то ходили с ним вместе на реку, рыбачили, купались, девчонок учили плавать. А теперь что с ним? Жив ли? У него сломаны рёбра и левая рука – немцы прыгали ему на грудь, когда собаки догнали и свалили Василя.
Ямка оказалась более глубокой, чем виделось с берега, хороший омуток – Ивану по грудь. Иван тоже постирал исподнее и портянки, а потом стал плавать на этом крохотном пятачке омута. Какое блаженство окунуться с головой, вынырнуть, лечь на воду, раскинув руки, видеть над собой голубое небо с лёгкими облаками! Но далеко родная сторона, которая могла бы защитить, а здесь, наверное, хоть и своя земля, советская, да враг топчется по ней.
Лежали на траве, борясь с дремотой, пока не подсохли портки. Пора уходить. Семён тоже думает о том же:
– Так что? Идём дальше или здесь дождёмся ночи?
– Надо осмотреться, – ответил Иван, выбираясь на берег.
Они нашли место, где можно было перейти реку, не опасаясь попасться на глаза свидетелям, поднялись по склону, вошли в лес. Здесь лес был гуще и разнообразнее: сосны, в низинах ели, кое-где осинник и березняк, местами высокий папоротник скрывал их почти с головой – чувствовалась отдалённость от жилья. На одной из полян Семён приостановился:
– Ваня, а что, если грибов поесть? Смотри: вот белый, а там сыроежки.
Иван оглянулся:
– Да, был бы котелок и спички, можно было бы сварить, хоть и без соли.
Семён сорвал белый гриб, отломил от шляпки небольшой кусочек, взял в рот, прожевал – сморщил нос. Потом попробовал сыроежку:
– Вроде съедобная.
Но Иван есть грибы не стал:
– Я в детстве уже пробовал сыроежки – мутит.
Двинулись дальше, но через некоторое время Семён сказал, остановясь:
– Погоди. Кажется, меня вырвет. Вот с хлебом бы они…
И не договорил, сотрясаемый судорогой. Перевёл наконец дух:
– Ладно, пошли…
Шли, с небольшими перерывами на отдых, до сумерек, потом и в темноте, рискуя наткнуться лицом на острые ветки или свалиться с обрыва. Снова река, опять неказистая, журчала по камням. Решили здесь провести остаток ночи. Донимали комары. Иван натянул на голову гимнастёрку, укутал лицо, но тогда кровопийцы накинулись на тело: исподняя рубаха почти не защищала бока. Однако усталость взяла своё: скоро захрапели оба. Но с рассветом, пробудившись, не могли без смеха смотреть друг на друга. Щёки от комариных укусов вздулись, с той стороны, где насекомые всё же добрались до кожи, их перекосило, под глазами вспухло, губы – варениками, не лица, а пародии на неизвестных животных.
– Ну и харя! Ты кривой! – смеялся Семён.
– А ты косой, – не оставался в долгу Иван.
Холодная вода несколько остудила жжение, зато голод зверем накинулся на желудки.
Оказалось – вовремя остановились. Утром, едва прошли несколько сот метров, открылось поле, за которым вдали виднелась деревня.
– Посмотрим, что за поле, – сказал Семён, – жрать хочется, спасу нет!
– Подожди, осмотримся, тут люди могут быть, – сказал Иван, – а то и немцы.
– В такую рань?
Нашли место, где лес вплотную подходил к посевам. На поле дозревала рожь. Срывали колосья, шелушили и ели зёрна, испытывая огромное наслаждение не только от еды, а и от воспоминаний детства, когда так же вот, гуляя свободно, можно было, проголодавшись, выйти на колхозное поле и подкрепиться – то ли пшеницей, то ли капустой или огурцами. Набрали зерна в карманы, пошли в обход и поля, и деревни.