Русско-еврейский Берлин (1920—1941) - стр. 23
В условиях отрыва от традиционной жизни, переезда из замкнутой общины в большой город в среде восточноевропейских евреев появились две новые социальные проблемы: воровство и проституция. Это дополнительно обострило отношения между немецкими евреями и мигрантами132. Особенно трудно поддавалась искоренению проблема проституции. Действия Союза еврейских женщин (Jüdischer Frauenbund), который пытался бороться с проституцией, привлекая к ней общественное внимание, не имели эффекта, поскольку еврейские религиозные лидеры предпочитали эту проблему замалчивать133.
Восточноевропейские евреи не были желанными гостями в Германии. Для немцев восточноевропейские евреи были «чужаками», они выглядели не так, как европейцы, придерживались иных обычаев, были, казалось, отсталыми, говорили на непонятном языке. Их большая численность, чуждость и неизбежные попытки найти жилье и работу в нищей послевоенной Германии сослужили им дурную службу. Веймарскую Германию захлестнула сильнейшая волна антисемитизма: немцы, потрясенные поражением Германии в войне, часто обвиняли собственных евреев в саботаже, предательстве и шпионаже в пользу противников, скудное и нестабильное послевоенное существование заставляло немцев видеть в еврейских мигрантах нахлебников, конкурентов за квартиры и рабочие места, спекулянтов и попрошаек.
В общественном сознании восточноевропейские евреи представали жадными, пронырливыми, аморальными; их обвиняли в спекуляции драгоценными металлами и хлебом и т.д. Во время финансового кризиса 1923 года в нескольких городах Германии, а также в Шойненфиртеле, районе компактного проживания еврейских мигрантов в Берлине, происходили погромы, которые удалось остановить только после обращения к министру внутренних дел К. фон Северингу134. Самая крупная волна погромов в Шойненфиртеле лишь на несколько дней предшествовала гитлеровскому пивному путчу в Мюнхене135.
Пребывание в Германии для мигрантов было неизбежно сопряжено с юридическими трудностями. Если до войны российский гражданин мог беспрепятственно проживать в Германии, то после войны такое право в соответствии с нормами законодательства предоставлялось не каждому. Германия старалась ограничить въезд мигрантов, периодически ужесточала паспортно-визовый режим, устраивала полицейские облавы, высылала нелегальных эмигрантов из страны. В то же время беженцы из России лишились поддержки своего государства (правда, возможной лишь теоретически). В декабре 1921 года ВЦИК Советской России издает указ, согласно которому все бывшие российские граждане, прожившие более пяти лет непрерывно за границей, которые до 1 июня 1922 года не получат в советских представительствах действующие паспорта, лишаются советского гражданства136.
Большинство русских беженцев в Германии автоматически получили статус бесподданных, т.е. людей без гражданства, лишенных опеки со стороны какого бы то ни было государства. В Германии бесподданные были беззащитны перед мерами, которые принимались полицией, – арестами, интернированием и т.п. Власть подталкивала их к социальному одиночеству: дети бесподданных, родившиеся в Германии, объявлялись тоже бесподданными; немецкая женщина, вышедшая замуж за бесподданного, теряла гражданство137. Фактически эти меры означали, что естественным путем число бесподданных в Германии сократиться не могло, и поэтому власть прибегала к массовым высылкам из страны. В 1921 – 1922 годах на посту министра внутренних дел социал-демократа К. фон Северинга, противника высылок, сменил член Немецкой демократической партии А. Доминикус; демократы были настроены гораздо жестче по отношению к восточноевропейским мигрантам, нежели социал-демократы. Условия для применения этой меры формулировались общо, что оправдывало высылки любого количества беженцев. Согласно распоряжению МВД Германии от 21 октября 1921 года, высылка была возможна, если: