Русский романс. Неизвестное об известном - стр. 21
Тут есть один любопытный момент. «Сарафан» был впервые опубликован в 1833 году. А сватовство Пушкина относится к 1830-му! Следовательно, Варламов написал его значительно раньше.
Но не только «Красный сарафан» очаровывал русских писателей. Вот герой бунинского рассказа «Кукушка»: «Иногда, когда на душе у него было особенно покойно, он много-много раз на разные лады повторял начало своей любимой песни: “Смолкни, пташка-канарейка!..” Но увы! эта мирная жизнь должна была скоро кончиться…» Видно, крепко брала за душу эта песня не только Кукушку, но и самого Ивана Алексеевича. Через несколько лет тот же мотив прозвучит снова, у Кузьмы из «Деревни»: «И любил Кузьма только напевы его слушать. Сидишь в темноте у открытого окна, нигде ни огонька, деревня чуть чернеет за логом, тихо так, что слышно падение яблок с лесовки за углом дома, а он медленно похаживает по двору с колотушкой и заунывно-мирно напевает себе фальцетом: “Смолкни, пташка-канарейка…”»
А лесковский «Очарованный странник», где цыганка Груша завораживает публику романсом «Отойди, не гляди?» А героиня некрасовского «Мёртвого озера», твердящая романс Офелии? Наконец, многими именитыми литераторами вспоминается отчего-то не сохранившаяся варламовская песня «Не бил барабан перед смутным полком». (Для справки: в собрании музыкальных сочинений Варламова, выпущенном в конце XIX века известным издателем Стелловским, напечатаны 174 романса. В последующие годы обнаружено ещё около двух десятков, и есть шансы на новые находки).
«Сарафан» же снова вспомнится в канун ХХ века на берегах Альбиона Джону Голсуорси в романе «Конец главы»: «Играйте, – шепнула Динни. Диана заиграла “Красный сарафан”. Она вновь и вновь повторяла эту простую и красивую мелодию, словно гипнотизируя ею безмолвную фигуру мужа».
«Вольный сочинитель песен»
…В 1845-м Варламов, выйдя в отставку, снова уехал в Петербург. Захотел жить, подобно Пушкину, без должности, как он сам говорил «вольным сочинителем песен».
Мне кажется, что это была его роковая ошибка. Варламов, как убеждают многие факты его биографии, был москвичом и по рождению, и по складу души. А значит, питерский климат (тем более, что Варламов много лет страдал горловой чахоткой, от внезапного приступа которой он и умер в ноябре 1848-го, по легенде – за карточным столом) был для него как минимум вреден. В Петербурге Варламов в эти годы сдружился с другим мятущимся и измаявшимся на ледяных невских ветрах москвичом – Аполлоном Григорьевым (1822–1864), который посвятит Варламову немало стихов. Одно из них приводится здесь.
В одном отношении Варламову очень повезло: о нём (в отличие от других композиторов-«дилетантов») существует очень обстоятельная, подробная, хотя и не лишённая чисто советских изъянов (всё-таки 1968 год!) монография музыковеда Наталии Александровны Листовой (1920–2004). Там в приложениях опубликованы некоторые документы, связанные с последними годами жизни Варламова, в частности, его письма к очень известной и модной в те годы певице Прасковье Арсентьевне Бартеневой, фрейлине императрицы Александры Фёдоровны.
Читать их без сильного душевного волнения невозможно… «Не откажитесь ради Бога помочь мне, я совершенно без гроша, душа Ваша может постичь это положение. Бедное моё семейство (жена и семеро (!) детей! –