Русский романс. Неизвестное об известном - стр. 13
Именно таковы и «русский Фауст» – «Пан Твардовский», которого в своё время тот же Одоевский назвал первой русской оперой, и «Вадим», и «Тоска по родине», и «Громобой», и, конечно, неувядаемая и казавшаяся вечной на московской сцене «Аскольдова могила» (которая в северной столице, равно как и глинкинская «Жизнь за Царя», в Москве поначалу имела весьма сомнительный успех). Музыка же Глинки казалась Верстовскому слишком уж «учёной» и для простого человека мало доступной.
Кстати, любители сопоставлять все и вся могут сравнить одни и те же тексты в музыкальной интерпретации Верстовского и Глинки – «Ложится в поле мрак ночной» на стихи Пушкина. Верстовский написал на них романс (в ютубе легко найти запись замечательной русской певицы Елены Клементьевны Катульской), Глинка – персидский хор, открывающий третий акт оперы «Руслан и Людмила». (Можно пойти и дальше: сравнить романс Верстовского «Слыхали ль вы» на стихи того же Пушкина, который с успехом исполняла Полина Виардо, и дуэт Ольги и Татьяны из первой картины «Онегина»).
«Но ужель он прав – и я не гений?»
Тем не менее именно «Жизнь за Царя», а не «Аскольдова могила», премьера которой состоялась за год до премьеры дебютной оперы Глинки, и тем более не «Пан Твардовский» знаменовала собой начало нового этапа в развитии русской музыки, перекоммутировала, скажем так, сознание русской публики – что, кстати, в итоге признал и тот же Владимир Одоевский. На это признание Верстовский, к слову, очень обиделся и отписал князю после премьеры «Жизни за Царя». В 1836 году Верстовский пишет Одоевскому: «Я бы желал, чтоб ты выслушал финал третьего акта оперы “Аскольдова могила” – ты бы посовестился и уверился бы, что заря Русской Музыки оперной занялась в Москве, а не в Петербурге!».
Но вот тут-то и разница между талантом и гением. Талант, каким, вне всякого сомнения, был Верстовский, умеет отвечать, соответствовать вкусам и привычкам современной ему публики. Гений – Глинка – умеет видеть на годы и даже десятилетия вперёд. Не всем дано сразу понять это. Как жаль, что Верстовский уже не прочитал слова Александра Николаевича Серова: «В отношении популярности Верстовский пересиливает Глинку…»
Могила А. Н. Верстовского на Ваганьковском кладбище
Но факты – упрямая вещь. На сцене Большого театра «Аскольдова могила» в последний раз прошла в 1887(!) году (в нынешнем году она снова поставлена на Камерной сцене Большого). Все остальные оперы Верстовского – в отличие от опер Глинки – прочно забыты и не существуют (пока?) даже в музейного характера записях.
Но даже при этом мы никоим образом не должны недооценивать роли Верстовского в развитии не только оперного жанра, но и русского театра в целом. Тут он вполне «равновелик» с Глинкой. И то, что в России до сих пор нет ни одного памятника ему, ни одной мемориальной доски в его честь, мне кажется просто-таки вопиющей несправедливостью.
Мне кажется, что именно Верстовский сделал как никто иной для того, чтобы опера воспринималась грядущими поколениями именно как синтез драмы и музыки, как театр смыслов, театр, рождающийся не только через музыку, но и непременно через слово. Вспомните определение Бориса Александровича Покровского: опера – это драма, написанная музыкой. Именно за таким театром, считал Верстовский, будущее. Именно по пути, начатому Верстовским, у которого главная роль в опере «Вадим» была написана для не знавшего ни единой ноты великого трагика Павла Мочалова, шли, создавая свои оперные студии, Станиславский и Немирович-Данченко.