Русская история с древних времен до конца XVIII века. - стр. 43

Если исходить из предположения, что родовой быт держался в народной массе восточного славянства ко времени появления князей, то легко будет объяснить и существование в то время многочисленных городков в южных областях Руси. Здесь города и городки, можно сказать, были преобладающим типом поселков. Вот почему и неизвестный географ Баварский IX века так своеобразно описывает нашу страну: «Уличи, – читаем у него, – народ многочисленный: у него 318 городов; бужане имеют 231 город, волыняне (Veluncani) – 70, северяне – 325». Скандинавам, приезжавшим на Русь, она представлялась страной городов, и они так и величают ее в своих сагах – Гардарикия. С этими показаниями вполне согласуются и показания нашей летописи о городах уличей и тиверцев, о многих городах, существовавших в Черниговской и Рязанской землях и т. д., а также и археологические данные о многочисленных городищах на юге нашей страны. Но кто мог строить эти городки? Едва ли семьи, как думает Ключевский. Для отдельных семей эта работа в большинстве случаев должна быть непосильной. Скорее всего, городки воздвигались объединенными усилиями нескольких семей, и именно таких, которые соединены были друг с другом уже ранее поселения, то есть родственных. Другими словами, многочисленные городки, скорее всего, были не чем иным, как именно родовыми поселками. Так смотрит на дело отчасти и составитель сказания о начале Руси. Киев, по этому сказанию, был первоначально городком трех братьев, которые поселились в нем со своими родами, то есть семьями. Утверждая это, автор сказания, очевидно, имел перед глазами некоторые современные ему данные о маленьких городках и перенес эти данные в отдаленные времена.

Итак, на основании всех вышеприведенных соображений мы не будем отрицать существования родового быта у восточных славян накануне объединения их под властью князей. Не будем только подобно Эверсу и его последователям обобщать наши наблюдения и отрицать существование в то время и других общественных союзов. Весьма вероятно, что уже и в то время в некоторых местах были мелкие общественные союзы чужеродцев, организовавшиеся по типу родовых. Такое предположение можно сделать по аналогии с тем, что приходится наблюдать в позднейшем быту западнорусского крестьянства. Наряду с чисто родовыми организациями можно встретить там и товарищества чужеродцев, организовавшиеся по типу родовых, наряду с родичами так называемых сябров, или шабров, или чужеродцев.

Несомненно затем, что рядом с мелкими союзами у восточных славян накануне их объединения были и крупные союзы, включавшие в себя мелкие, и притом разных типов. Во-первых, кое-где, несомненно, были племенные организации, союзы родственных родов, под началом племенных старейшин или князей. Такая организация была, быть может, у древлян. У древлян не было крупного города в качестве политического средоточия, и земля древлянская не была городовой волостью, как, например, Новгородская, Смоленская, Полоцкая, Киевская. И тем не менее в рассказе летописи она выступает политически объединенной, с общим вечем, со своим племенным князем Малом. С такой же организацией выступают и вятичи, у которых также не было крупных торговых городов, но которые являются объединенными. Составитель сказания о начале Руси представляет вятичей именно как родственный союз, происходящий от одного родоначальника – Вятка. Таким же союзом он считает и радимичей, идущих от Радима. Имея в виду аналогичные названия у славян южных и западных для обозначения именно племен, союзов родственных родов, мы можем вполне поверить и приведенному объяснению составителя сказания о начале Руси. Не чем иным далее, как наблюдением над уцелевшими племенными организациями, объясняется и утверждение названного составителя, что у полян было свое княжение, у древлян свое, у дреговичей свое и т. д. Этим же наблюдением подсказана была и теория Костомарова о племенном происхождении крупных общественных союзов, существовавших у восточных славян накануне их объединения. В этой теории, таким образом, есть доля правды, но не вся.