Русская идея и американская мечта - стр. 45
Костиков был, разумеется, не одинок. Многие считали возможным удовольствоваться Конституцией РФ, тем более что она была принята совсем недавно и, следовательно, как полагали сторонники этого подхода, вобрала в себя все ценное, что могла предложить России власть и общественность. Высказывалась даже точка зрения, что нет необходимости обращаться ко всей Конституции: достаточно принять в качестве Национальной идеи отдельные ее положения – прежде всего идею правового государства>13.
Аргумент четвертый. Поиск Национальной идеи как руководства общества к действию означает отход от ориентации на общечеловеческие, демократические ценности. За этими попытками скрывается стремление националистов и шовинистов противопоставить Россию «семье цивилизованных народов», установить в стране авторитарные порядки, вернуться к единомыслию. Именно так оценивал ситуацию Дмитрий Лихачев: «…общенациональная идея в качестве панацеи от всех бед – это не просто глупость, это крайне опасная глупость! Разве гитлеровская идея не была национальной? Я категорически против такого подхода…»>14
Аргумент пятый. Национальная идея, возможно, и была бы полезна для России, но ее не родить по заказу, не сконструировать путем мозговых атак. Как и все живое, она должна быть выношена обществом и явиться в мир в «положенное» время. «На мой взгляд, – делился размышлениями экономист Олег Богомолов, – здесь мы ошибочно пытаемся идти революционным путем, натужно прикладываем какие-то волевые усилия, хотя всем ясно, что идея, надуманная и до остатка сформулированная, заверенная печатью и подписью, вряд ли сплотит россиян»>15.
Так думали многие: в «верхах»>16 и в «низах»;>17 среди тех, кто руководствуется здравым смыслом, и тех, кто, будучи профессионалом и имея некоторое представление о том, как рождаются мифы, выступающие в роли национальных идей, отдает себе отчет в том, чем чреваты попытки во что бы то ни стало «найти» Идею>18.
Говорю «некоторое представление», поскольку, судя по литературе, механизмы формирования современных общенациональных мифов остаются во многом не разгаданными. Не вполне ясен, в частности, вопрос о соотношении локального (национального) и глобального (интернационального) в генезисе такого рода мифов. Известный литературовед Лев Аннинский убежден, что «великие идеи захватывали Россию только в те моменты, когда русские были внутренне готовы ими зажечься. Вот два таких момента:
– идея Третьего Рима, с которой Русь вышла в мировые державы (по тогдашнему масштабу – в европейские, а азиатской она и так была);
– идея коммунизма, с которой Россия вышла в супердержавы нашего века…
Ни одна великая русская идея не была порождением русской почвы: идея всегда залетала к нам из «мирового интеллектуального вихря», мы только развешивали уши. А потом подставляли горб»>19.
А откуда, спросим, «залетела» в заокеанские дали Американская мечта? Да все из того же «мирового интеллектуального вихря», между прочим. Залетела, конечно, не в готовом виде, а как «семя», которое, упав на благодатную почву, произросло, породив новый, дотоле не существовавший миф. «Семя» (европейские утопии) нашло «почву» (Америка), «почва», готовая к плодоношению, приняла «семя» и напитала его своими соками, породив Мечту.
Да ведь и в России было примерно то же. Разве советский марксизм был детищем Германии и Франции? Разве идея Третьего Рима родилась в Константинополе? И разве не мечтал Достоевский о том, чтобы Россия научилась – и в этом проявилось бы одно из ее предназначений – примирять идеи, рождающиеся за ее пределами? Да ей и учиться этому особенно и не пришлось бы: она всегда поступала так по естественному стремлению к выживанию. А что до «мирового интеллектуального вихря», так ведь практически все общенациональные идеи или, во всяком случае, большинство таковых рождаются человечеством, а нации их только адаптируют и аранжируют. Почти по классической формуле Михаила Глинки. И при этом – можно сказать и так – «подставляют горб». А может быть, все-таки вскакивают на ходу на Конька-Горбунка?