Русская идея и американская мечта - стр. 47

Россия, утверждали сторонники Национальной идеи – а среди них были известные люди, представлявшие едва ли не все слои общества и регионы страны, – нуждается в путеводной цели, в идеале, в сплочении вокруг каких-то общих задач. Эту роль, полагали они, и могла бы сыграть новонайденная Национальная идея, Русская идея. «Да, счастье было бы наше, если бы такую национальную идею мы могли бы сформулировать сегодня», – говорил А.И. Солженицын, отвечая 23 марта 1997 г. в телепрограмме «Итоги» на вопрос о его отношении к Национальной идее^>24. «Национальные идеи, – утверждал политик Рамазан Абдулатипов, – воистину движущая сила народа по его продвижению к вершинам цивилизации. Объективные потребности, талант, культура, поиски наиболее перспективных проектов общественного развития воплощаются исторически в национальных идеях»^>25. Поддержал поиски Национальной идеи, как уже говорилось, академик Никита Моисеев. Поддержал писатель Владимир Солоухин. Поддержал известный журналист Всеволод Овчинников. И это лишь некоторые из наиболее известных солистов, за которыми стоял мощный многоголосый хор. Голоса были разные, как и исполнявшиеся ими партии. Но все они сливались в гимн во славу Идеи, о которой знали только то, что она должна быть национальной и что ее необходимо во что бы то ни стало отыскать, зажечь ею массы и вывести их с ее помощью на светлый Путь…

Поиски Национальной идеи с самого начала обернулись неожиданными проблемами и для властей, и для многих из тех, кто включился в эту гонку. На протяжении десятилетий граждан СССР воспитывали в духе интернационализма, противопоставлявшегося одновременно и национализму, и космополитизму. «Вы прежде всего, – внушали им, – советские люди, а уже потом – русские, украинцы, татары, армяне, чуваши и т. п.». Понятие «русский», которое, как мы уже говорили, имело до революции широкий смысл, утратило его и стало синонимом одного из этносов, пусть и наиболее многочисленных, населяющих СССР. А понятие «национальный», которое в других, в том числе полиэтнических, странах используется как синоним «общегосударственного», «общенародного», воспринималось советскими людьми как синоним этнического. Ведь, как объясняли власти, в советских республиках строится культура «национальная по форме, социалистическая по содержанию».

Правда, уже в годы перестройки в общественный оборот были пущены такие словосочетания, как «национальный интерес», «национальная стратегия» и т. п., которые подразумевали отождествление «национального» именно с «общегосударственным», «советским». Однако сила укоренившихся за долгие десятилетия стереотипов была слишком велика, чтобы новое значение слова «национальный» быстро утвердилось в общественном сознании.

Неудивительно, что рассуждения о Национальной идее наводили многих на мысль, что речь идет о поисках некой этнической идеи. А если учесть при этом, что к моменту появления ельцинского «госзаказа» в стране уже на протяжении нескольких лет велись разговоры о Русской идее, причем изначальный, лишенный этнической основы смысл этого понятия был известен лишь сравнительно узкому кругу интеллектуалов, то не следует удивляться, что Национальная идея истолковывалась многими как идея этнических русских со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так или иначе в 90-е годы в трактовке «национальности» искомой идеи (а в итоге и в отношении к ней) определились несколько, во многом исключающих друг друга, позиций, довольно точно отражавших кризис имперского духа.