Руны Вещего Олега - стр. 41
– Большую-то часть мы вчера снесли, последняя осталась, – желая хоть чем-то ободрить учителя, молвил Дубок. – Трав бы ещё добавить, – заметил он.
– Слазай на горище над мовницей, там чернобыльник уже должен был высохнуть.
– Добре, отче, я мигом! – и потворник, подхватив суму для трав, вышел из жилища.
«А ведь как повзрослеет, да в силу войдёт, то и вовсе богатырь будет», – с гордостью сам себе проговорил кудесник, глядя вослед крепкой стати ученика. Мысли сами собой вернулись к той их случайной встрече, хотя Хорыга, как и любой волхв, в случайности не верил, но разумел их, как знаки божеские, которые только понять надобно.
Он проходил тогда по небольшой веси и на околице узрел дерущихся мальцов, лет от девяти до тринадцати. Причём бились четверо против одного, и хоть был тот один уже в кровоподтёках и ссадинах, и ростом поменьше, но, утирая руду из разбитого носа, не сдавался и не убегал прочь. Крепкий как кряж малец упорно сопротивлялся, даже когда его гурьбой свалили наземь.
Рассерженный волхв стукнул оземь своим посохом и так рыкнул на драчунов, что они, как горох, рассыпались в стороны и сторожко замерли у кустов.
– А ну, прекратить свару, хазарские дети! – грозно насупил кудесник брови.
– Мы не хазарские дети, – ответствовал старший, с расцарапанной щекой и подбитым оком.
– Как не хазарские, коли вчетвером на одного навалились, разве неведомо вам, что сие не по прави? – промолвил волхв с такой укоризной в голосе, что мальцы потупились.
– Так он нашего пса забрал и не отдавал, – молвил средний, потирая шишку на лбу.
– Потому забрал, – подал, наконец, голос тот, кого били, с трудом шевеля разбитыми в кровь устами, – что вы в него хотели из лука стрелять.
Будто чуя, что говорят про него, к мальцу подошёл чёрный с рыжими подпалинами на боках щенок с обрывком пеньковой верви на худой шее.
Хорыга спросил мальца о родителях.
– А тебе-то что? – с некоторым вызовом ответил малец, привлёкши к себе щенка и стараясь ещё дрожащими после схватки руками развязать узел верви.
– Его отец с дерева сорвался, хребет повредил, с ложа не встаёт, – молвил кто-то из недавних соперников.
– А тебя кто за язык дёргает? – явно озлился на него малец и уже опять готов был вступить в драку.
– Ну, будет, будет, – успокоил их волхв. – А не угостит ли меня твоя матушка квасом, что-то в горле пересохло, – обратился он к мальцу. – Как зовут-то тебя, воитель? – спросил старик по дороге.
– Дробком кличут, – нехотя отвечал тот, поглядывая на бездомного щенка, что осторожно трусил рядом со своим отчаянным спасителем.
– Опять что-то утворил? – испуганно всплеснула руками мать, узрев изорванную, в бурых пятнах рубаху, припухшие уста и ссадины на лике сына. А когда следом в дом вошёл незнакомый старец с волховским посохом, то и вовсе обомлела от страха.
– Здрава будь, хозяйка, ничего худого с твоим сыном не стряслось. К тому же он рёк, что такого квасу медового, как его мать делает, я более нигде не испробую.
– Квасу, какого квасу? – растеряно переспросила огнищанка. Потом с явным облегчением махнула крепкой, привыкшей к любому труду рукой. – Так квасу… да, у меня есть. – Она засуетилась с посудой, а потом, сунув в руки сына большую глиняную крынку, велела ему сбегать в погреб.
Когда молчаливый отрок вернулся в дом с крынкой, доверху наполненной холодным квасом, то застал мать сидящей за столом с незнакомцем, они о чём-то негромко беседовали. Воспользовавшись этим, Дробок тихо ускользнул, чтобы умыться в ручье и попробовать отстирать с рубахи кровь-руду, пока она ещё свежа. Но вскоре за ним прибежала младшая сестрёнка и сказала, чтоб он быстро шёл домой. Оказалось, что его случайный избавитель, отставив посох, оглядывает спину отца, который после падения с сосны и удара о корягу потерял силу в ногах и не мог ходить.