Руда - стр. 49
– Как? – чиновники переглянулись.
– Чумпин, ойка.
– А имя?
– Степан.
– Это ты гору Благодать сыскал?
– Я, ойка.
Чиновники опять переглянулись, смущенные.
Манси поднялся. Из красных, воспаленных глаз его текли слезы.
– Что ж молчал-то, не сказывался? – раздраженно сказал чиновник. – Тебя велено сыскать и послать в Екатеринбург.
– Ойка, ойка!.. – Чумпин бросился на колени, кланялся чиновникам, заливался слезами.
– Да нет! Чего ты напугался? Награда тебе вышла.
– Тебя деньги ждут, а ты от них бегаешь, – подхватил второй чиновник. – Иди смело, богатый будешь.
Чумпин недоверчиво смотрел то на одного, то на другого. А чиновники зашептались:
– Придется вернуть шкурки. Еще разболтает в Правлении заводов.
– Жалко – возились сколько!
– Хрущов дознается… за такое дело, знаешь…
– Да знаю. Влопались мы зря. Ну, отдай. Нам кремневка останется, полтора рубля всегда стоит.
И чиновник в красном полушубке крикнул Чумпину:
– Эй, держи свою рухлядь! Да смотри не пикни об этом в городе. Знаешь, кто я?.. Не знаешь? Ну и хорошо, что не знаешь.
Лыжный след
Чумпин обошел вокруг крепости, как зверь вокруг ловушки.
Ничего не видно за двухсаженными стенами. На пруду из снегу торчат острые колья рогаток. Пройти можно только через одни из трех ворот.
Подкатил к западным воротам, поднял лыжи на плечи. Конные, пешие проходили из крепости и в крепость. Целый обоз плетеных коробов с углем стоял у ворот, пережидая. Когда обоз тронулся, Чумпин пошел с ним и так вступил в крепость.
Непонятные звуки, незнакомые запахи неслись со всех сторон. Грохотало невидимое железо, из-под навеса вместе с искрами сыпались разноголосые стуки. Люди кричали громко, как пьяные. Слишком много шума!
По главной улице Чумпин прошел весь город до восточных ворот. Они были открыты. Всех выпускали беспрепятственно.
Около одного большого дома – это был госпиталь – Чумпина затошнило. Уж очень отвратительные запахи. Как это русские жить здесь могут?
Увидел собаку, рыжую, очень худую. Собака стояла у ворот, поджимала поочередно то одну, то другую мерзнущую лапу. Охотник присел около нее, хотел погладить. Собака с визгом метнулась в подворотню и оттуда, выставив только нос, обдала манси длинной собачьей руганью.
С лыжами на плече бродил Чумпин по торговой стороне. Спросить кого-нибудь о своем деле не решался – все казались очень занятыми.
Торговец в длинном до пят тулупе, стоявший около ободранных бычьих туш, помахал Чумпину варежкой:
– Манси, меха есть?
– Нету.
– Продал уж? В другой раз прямо ко мне неси. Запомни Митрия Рязанова.
Чумпин спросил, как найти самого главного командира.
– Самого главного? – торговец захохотал. – А с полицмейстером и говорить не хочешь?
– Так велели.
– Ну, ищи самый большой дом.
Чумпин заходил в дом Осокиных, в церковь, в казарму – его выгоняли.
На плотине встретил другого манси и обрадовался. Этот нес на виду лисью шкуру и не казался испуганным шумом и многолюдством.
– Пача, юрт!
– Пача, пача! Где изба главного командира?
– Ляпа – совсем близко. Вернись обратно и смотри налево, где много лошадей.
– Теперь найду. Плохое место – город.
– Совсем плохое. Тесно. Много обману.
– Прощай, спасибо.
– Ос ёмас улм![20]
Лыжи Чумпин очистил от снега и поставил у входа в Главное заводов правление. Поднялся по лестнице, подождал, когда откроется дверь, и скользнул в дом. Не забыл осмотреть и попробовать дверь изнутри: захлопывается сама, но щеколды нет, – просто гиря на веревке тянет. Выйти легко в любую минуту.