Размер шрифта
-
+

Рубежи. Пять возрастов моей поэзии - стр. 5

Зачем ей каменные мускулы каменной руке?
Каменное солнце для неё не взойдёт.
На улочках узких в каменной тесноте
Каменный человек плохо живёт.
Каменное сердце жёрновом стучит.
Ожерельем каменным на выкате зрачки.
Прообраз твой умер. Да и ты ли жив?
Каменные губы не вздохнут, увы.
Лишь камешки-слёзы выкатят из глаз.
И каждая со щёк пыли наскребёт,
Когда гудящий ветер грудь твою качнёт,
И дерево ветку на плечо швырнёт.

«Не новый ли я человек…»

Не новый ли я человек,
Не снова ли
Заново выбелен?
Гляжу на сердца пробег —
И солнце
Из сердца выдумал.
Смеюсь,
Гогоча, как крошка,
На этажовый бас
И заблужусь,
Как девчонка,
Среди разгоревшихся глаз.
Хочу быть новым,
Как солнце.
Его видал за окном.
Хочу быть звонким,
Как солнце.
Оно забралось на балкон…
Но завтра устану,
Не сделаю,
Останусь глядеть в окно.
Большое статное
Белое
Солнце взошло на балкон.
А я не ушёл оттуда,
Где тесно,
Старых четыре стены.
Осенние серые трубы
Лезут по лестнице
На новые этажи.

«Мой великан-сосна…»

Мой великан-сосна,
Опрятный, умытый баловень,
Все любят тебя
Как настоящего парня.
Много лет высоты,
Много зелени к солнцу.
Но ты…
Ведь братья твои – сосны.
И тебя срубит
Топор блестящий и острый,
И сложат в срубы,
Ведь братья твои – сосны.
Ведь сам ты – сосна.
Так издавна называли
Выросшего в лесах
Настоящего парня.
Но как девчонку,
Считают нежным и хилым,
И зелёной юбчонкой
Тебя до колен оголили.
А учитель, в школу придя,
Твердит о твоём женском роде.
Что поделаешь, брат-сосна,
Ведь братья твои – сосны.

«Некрасивый сад повесили над кроватью…»

Некрасивый сад повесили над кроватью.
Зачем мне некрасивый сад,
Когда ко мне ходит весна
И сад на ситцевом платье?
Что скажет она обо мне,
Моя девчонка – весна?

«Белая берёзка с губами пухлыми…»

Белая берёзка
С губами пухлыми,
Девичьими, нежными,
Алина Берёзкина,
О вас я думаю,
О вас, блуждающей в перелеске.
Собираю ягоды
И гляжу вам в губы.
Губы, губы – ягоды,
Проглочу их грубо.
Тёплое, весеннее
Солнце размордастое,
Проберись сквозь ветки,
Красное веселье,
Кудри из-под кепки
С пареньком губастым.
Алёша – одногодка,
Ученик – отличник,
На «пятёрку» сдавший стихи Есенина,
Белую берёзку
Алину Берёзкину
Алёша выучил
В дубравах весенних.
Подглядел бесстыдник
Дождик из-за тучки:
Алина белая в дождике мылась,
Веточки выпрямив —
Зелёные ручки.
А в траве босые ножки студились.
Но в траве бродили
Пьяные ноги.
Заробела в соснах рыжая белка.
Ветры удивились,
Встали у дороги.
Поцелуй Алина приняла, бледнея.

«Опухли гланды…»

Опухли гланды.
Я петь не могу. Охрип.
И голова болит. Я в белых ангелах
Простыни.
Дрожит карандаш. Я буду петь
На бумаге.
Как хорошо теперь.
Никто не мешает.
Ни кашель, ни тишина,
Ни разговоры.
Только один я.
И то, что взбредает в голову.
Мышь бегает
Под столом
Между крошками хлеба.
Грызёт. Махает хвостом.
Она моё вдохновенье.
Но что я вижу.
Уже в мышеловке
Сидит, не дышит
Плутовка.
И стих мой пропал.
Попал в западню.
Застрял.
Я сам не дышу.
Но не решаюсь выпустить
Мышь из клетки.
И жду мучительно
Какого-нибудь человека.
Но он приходит
Приносит кошку.
И кошка просит
Мышонка крошку.
Потом съедает. Ложится на солнце.
Жмурится.
Зевает спросонок.
С котятами ветрено журится.
Я пытаюсь снова писать.
Пытаюсь до ночи.
Но без вдохновенья
Нельзя
Стихотворенья
Закончить.

«Болевший от зимы до лета, он удивился…»

Болевший
ОТ ЗИМЫ
до лета,
он удивился,
как женщины
бельё под солнцем вешали,
и пот от солнца
по рукам струился.
Страница 5