Розы на руинах - стр. 41

– Барт! Прекрати пачкать стены! – строго сказала Эмма.

– Не ее стены, – пробормотал Барт.

Он мыл руки целую вечность, а когда пришел, то вымытыми оказались лишь ладони. Он с отвращением взглянул на сэндвичи и суп, приготовленный Эммой.

– Ешь, Барт, или ты совсем истаешь, – сказала Эмма.

Я уже съел две тарелки овощного супа и доедал второй сэндвич, а Барт едва сжевал половину сэндвича и не притронулся к супу вообще.

– Как вам нравится ваша сестренка? – спросила Эмма, вытирая Синди рот и снимая с нее испачканную салфетку. – Разве она не куколка?

– Она очень хорошенькая, – ответил я.

– Синди никакая нам не сестренка! – взвился Барт. – Просто слюнявая малышка, которую никто, кроме мамы, не желал!

– Бартоломью Уинслоу, – строго проговорила Эмма, – не смей больше говорить в таком тоне. Синди – чудесная девочка, и она так похожа на вашу маму, будто действительно ее дочь.

Барт продолжал хмуриться на Синди, на меня, на Эмму, даже на стену.

– Ненавижу белые волосы и красные губы, вечно мокрые, – пробормотал он и высунул язык, отчего Синди засмеялась. – Если бы мама так не кружилась вокруг нее, не завивала ей волосы и не покупала бы ей новые вещи, она была бы уродкой.

– Наша Синди никогда не будет уродкой, – проговорила с восхищением Эмма.

Она поцеловала Синди, и Барт еще сильнее нахмурился.

Я со страхом ждал, что еще вытворит Барт. Каждое утро я просыпался и думал о своем брате, который становился все более и более странным. А я любил его, я любил и родителей, и даже Синди. Я знал, что надо защитить всех от грозящей нам напасти, но от чего?

Этого я не знал и даже не мог предполагать.

Черт побери Джори и Эмму, думал я, пробираясь по Аризонской пустыне. Хорошо еще, что меня любит бабушка и любит Эппл, а то бы мне было совсем тоскливо. Вот она стоит, моя дама в черном, раскинув руки в ожидании: меня будут целовать и обнимать гораздо горячее, чем Синди.

Она предложила мне тарелку супа. Он был такой вкусный, с сыром.

– Почему я не могу сказать родителям, как я люблю тебя и как ты любишь меня? Это было бы прекрасно.

Я не сказал ей, что не верю, будто она на самом деле моя бабушка, а просто думаю, что она хотела угодить мне. Вот и сказала так. Все равно она мне родная, а в семье все должны любить друг друга. Только незнакомые не любят.

Она молча показала мне новый подарок – грузовик. Вся радость будто слетела с нее от моего вопроса.

– Твои родители ненавидят меня, Барт, – едва слышно прошептала она. – Не говори им ничего. Пожалуйста, храни наш секрет.

Мои глаза округлились от изумления:

– Ты что, была с ними знакома?

– Да, давным-давно, когда они были еще молодыми.

Вот это да!

– А что такого ты сделала, что они тебя ненавидят?

Сама ненависть не была мне удивительна: я считал, что меня тоже все ненавидят.

Бабушка прикоснулась ко мне рукой:

– Барт, иногда даже взрослые совершают непростительные ошибки. Я за свою ошибку дорого заплатила. Каждую ночь я молю Бога о прощении, я мысленно молю своих детей о прощении. Я не нахожу себе места, когда гляжу на себя в зеркало, поэтому я прячу от всех свое лицо; я нарочно сижу в таких неудобных креслах, чтобы ни на минуту не забывать о зле, которое я причинила тем, кого любила больше всех.

– А куда делись твои дети?

– Разве ты не помнишь? – расплакалась она. – Они убежали от меня. Барт, мне так тяжко вспоминать это. Никогда не убегай от своих родителей, Барт.