Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот - стр. 31
Из Гётеборга в Муталу нужно ехать на восток по шоссе № 40 через Бурос и Ульрисехамн до Йёнчёпинга. Там свернуть на шоссе Е3 и ехать по нему на север до Эдесхёга, затем по шоссе № 50 вокруг озера Токерн и мимо Вадстены, вот и все. Это примерно двести километров, и Ольбергу понадобилось чуть больше трех часов, чтобы преодолеть такое расстояние.
Они выехали в половине шестого; едва начинало светать, и по чистым сверкающим улицам ползли моечные машины, шли почтальоны с газетами, там-сям встречались одиночные полицейские. Автомобиль проглотил довольно большой кусок прямого, не радующего глаз шоссе, когда они нарушили тишину, царящую в машине. Проехав Хиндос, Ольберг откашлялся и сказал:
– Ты думаешь, это в самом деле произошло там? В той крошечной каютке?
– Где же еще это могло случиться?
– Но… там ведь рядом кто-то жил… не более чем в полуметре от них, прямо за стенкой, в соседней каюте?
– За переборкой.
– Что?
– За переборкой, а не за стенкой.
– Грмм, – произнес Ольберг.
Через семь километров Мартин Бек сказал:
– Возможно, именно поэтому.
– Гм. В том случае, если она не кричала.
– Именно.
– Но как он мог ей помешать? Ведь он должен был… Ведь это должно было длиться очень долго.
Мартин Бек ничего не сказал. Оба мысленно представляли себе крошечную каюту со спартанской обстановкой. Ни один, ни другой не могли приказать воображению, чтобы оно не работало, и обоих охватывало чувство беспомощного, засасывающего отвращения. Оба порылись в карманах и молча выкурили по сигарете.
Мартин Бек смотрел на озеро Осунден и думал о Стене Стуре[15], о том, как он упал и лежал здесь на носилках, над ним свистел ветер, снег засыпал ему раны, а он изрекал бессмертные афоризмы о смерти. Бледный как мел и слабый от потери крови.
Когда они въехали в Ульрисехамн, Мартин Бек сказал:
– Раны и ушибы она могла терпеть, если уже была мертва или без сознания. Результаты вскрытия ничего не говорят о том, что так не могло быть. Скорее, напротив.
Ольберг кивнул. Больше они об этом не говорили, но оба знали, что лишь благодаря этой версии им дышится чуть полегче.
В Йёнчёпинге они остановились у закусочной самообслуживания, чтобы выпить кофе. Мартину Беку от кофе стало, как всегда, плохо, но одновременно у него появилось чувство, что кофе немного поставил его на ноги.
В Гренне Ольберг сказал то, о чем они думали уже целый час:
– Все равно мы по-прежнему ее не знаем.
– Нет, – кивнул Мартин Бек, глядя на покрытый туманом, но все же красивый остров Висингсё на озере Веттерн.
– Мы не знаем, какой она была. Я хочу сказать… – Он замолчал.
– Я знаю, о чем ты думаешь.
– Разве я не прав? Как она жила, как себя вела, какая была в отношениях с другими людьми… именно это.
– Да.
Ольберг прав, именно так оно и было.
У женщины, лежавшей на расстеленной клеенке, появились имя, адрес и профессия. Но больше пока ничего.
– Как ты думаешь, ребята из Гётеборга что-нибудь обнаружат?
– Будем надеяться.
Ольберг бросил на него быстрый взгляд. Нет, это не просто фраза. Единственный разумный результат, которого они могли ждать от технической группы, состоял в том, что не будет опровергнута их версия, а именно каюта А7 является местом, где совершилось преступление. С тех пор как на борту парохода была женщина из Линкольна, «Диана» выполнила двадцать четыре рейса по Гёта-каналу. Это означает, что почти столько же раз там проводили генеральную уборку, что постельное белье, полотенца и другие вещи, которые были в каюте, многократно прошли через прачечную и безнадежно перемешались с вещами из других кают. Это также означало, что в каюте после Розанны Макгроу проживали примерно тридцать-сорок человек. Все они, естественно, оставили там следы.