Размер шрифта
-
+
Российские колокола - стр. 19
С картофелем печёные угри.
Здесь каждое словцо солоновато
И бранью переперчен разговор.
Тесак за голенищем у солдата
Равно с пиратской финкою остёр.
Здесь Пётр как дома. С продувной шарагой
То в драку ввяжется, то лишнего хлебнул
И под рукой случившеюся шпагой
Едва Лефорту горло не проткнул.
Всемирный сброд! Изящный генуэзец,
Губастый турок, долгоносый швед,
Малаец жёлтый… Чтоб иных повесить —
Единственно чего – верёвки нет.
Здесь ругань может обернуться песней,
А песня – поножовщиной лихой.
Здесь русский Царь едва ли интересней,
Чем шкипер с Корсики и черномазый бой.
Кудрявый грек с фламандкой толстой пляшет.
И кто потом его разубедит,
Что у портовых шлюх нежнее ляжки,
Чем у пелопонесских афродит?
Корабелы – на пьяный кутёж мастера,
Мореходства весёлые плотники,
Заторчали шпангоуты из осетра,
Чарка с грохотом катится под ноги.
День торжественно бел! Возводи, корабел,
Над заливом кораблики белые.
Кавалеров твоих королев-каравелл
Называет народ корабелами.
Кучерявится золотом стружек вихор,
Пилы жёстко скрипят над стропилами.
Питер Бас по бушприту гоняет топор,
Размахавшись ручищами длинными.
Расходился! Широкая взмокла спина.
Вот, захвачен работою грубою,
Вскинул голову, Русь ли гиганту видна? —
Так улыбкой сверкнул белозубою.
Распахнулся кафтан, парусит на плечах;
А на палубе солнечно, ветрено!
Будет в трюмах пылиться и меркнуть парча
От Стамбула до складов Антверпена.
На причалах в падучей забьются шелка
Азиатской диковинной птицею.
У маркизы в гвоздике ладонь и щека,
Чуть присыпаны мочки корицею.
Жемчуг в бочках дубовых, маслины, табак,
Джут, слоновая кость под рогожами,
Медь брусчатая, шкуры, сиятельный лак,
Апельсины в корзины уложены.
Корабелы, искуснейшие в ремесле,
Судоверфей пожизненно пленники…
Подарили Америку – Старой Земле!
Подарили Европу – Америке!
Глава четвёртая
1
От лебедями гнутых чар,
От кабана с петрушкой в глотке
Лоснятся жирно подбородки
Топорно выбритых бояр.
Родительской страшны обидой:
– В исподнем щеголять изволь?
Кафтан ли, норкою подбитый,
Прогрызла аглицкая моль?
А может, кистенём распорот
В ночи на Москворецком льду?
Али к заморской моде повод —
Прореха на ином заду?..
Опять вернётся Пётр к потехам.
С кумпанством шумным прискакав,
Через портки надует мехом:
«Блюди всепьянейший устав!»
Над блюдами склоняясь, дремлют,
Что перед яслями теля.
Собольи брови взялись прелью.
Что казни лютой, ждут Царя.
От печек, дико прокалённых,
Муравленный исходит жар.
Вдруг – Пётр! Проходит. От поклонов
Бояр потливых удержал.
Что журавель расставил ноги,
Окинул взглядом сонный пир,
Подъемлет кубок свой… Отпил.
И здравиц звон потряс чертоги!
В оконцах заклубился свет,
Сорвалась плясовая с гуслей,
Пошло! – за карлицей кургузой
Шуты закувыркались вслед.
Ах, скоморошья, ах, потеха!
Ногами вверх, бровями вниз,
Лицом, раздувшимся от смеха,
На ягодицы щёк садись!
А Пётр, до пирогов не лаком,
Вогнал в изюбря узкий нож.
– Антихрист?! —
…
По боярским лавкам
Щекотно пробежала дрожь.
Предаст Россию силе вражьей?
Отцовских не почтит могил?..
Ест, пьёт – не помолившись! Даже
Знаменьем рот не осенил!..
Ох, бояре! Ох, дремучи!
Жили в беззаконии?
А теперь сошлись, как тучи;
Мечут громы-молнии.
Блазнится ли окаянным,
Что Россия-матушка
Станет морем-океаном
Вся в костёлах-ратушах,
Что народ пропьётся русский
До креста нательного,
Что мораль гусиной гузки
Для него потеряна,
Страница 19