Российская проза на рубеже 2-го и 3-го тысячелетий - стр. 7
Да и откуда ему взяться? Всё само по себе идёт. Впрочем, это уже занос в темы социальные, вернёмся же в русло литературной критики.
Часть Третья
Вот она, часть вскрывшая истинную подоплеку Сорокина-художника. Он – прирождённый копиист.
В первой из 2 половин части третьей, мы обнаруживаем сертифицированную копию бунинской прозы. Один к одному, просто рукопись завалялась где-то, пока не оказалась вставленной в рамку из «Нормы». Однако от аутентичности обрамлённой прозы даже и Бунин вряд ли б открестился.
Увы, недолго верёвочка вилась, и вот уже заложен крутой вираж в следующую, вторую половину той же части, в монохромный супрематизм, присущий Оконам РОСТа.
Но стоит ли удивляться? Владимир Сорокин, помимо прочего, числится художником, проиллюстрировавшим немало книжек. Так что ему, покуда на художника учился, немало всякого пришлось перекопировать!
(Попутное примечание № 2: истоки плагиата)
На этом месте сам собою встаёт вопрос о правомерной правомочности пишущего на копирование кого-то из предыдущих ему авторов.
Где проведена черта между плагиатом и творческим продолжением идей, манеры письма из полюбившегося образца?
Ведь любой автор является в мир, где и до него много чего уже понатворили. Для своего как эстетического, так и творческого роста, начинающему приходится много чего всосать. Однако питающие вещества не маркируются, не вносятся в каталог, базу данных с пометками: когда, откуда и зачем впитывалось.
Впитанное становится неотъемлемой составной миросозерцания и практических навыков выкормыша. И оно пускается в ход безотчётно и, по большей части, неосознанно.
Порою такой подход даже и культивируется, чтобы пластичней соответствовать биржевому курсу и текущим вкусам потребителя.
Такие вот, а также масса сопричастных соображений, грозят придать нашей работе неприемлемый объём, вот и отложим их до более подходящего случая.)
Относительно же Части 3-й, добавим только, что двоякость, раскол и нарочитая несовместимость пары её составных есть несомненным отражением типически российской исторической судьбы. В ней истоки копирования шаблонов, заложенные Петровской эпохой, и рабского супрематизма, махрово распустившегося при военном коммунизме, рожая плакатную живопись…