Роксана. Детство - стр. 13
– Бабушка, я сама порой не понимаю, что говорю. Словно подсказывает мне кто-то, как нам лучше будет, – замурлыкала я и потёрлась головой о руки, что удерживали мою голову.
– Может, так и будет лучше? Правильно ты сказала, детка, что живём как на вокзале. И не уезжаем, и не обживаемся. Хватит мечтами жить. Теперь это наш дом. Какой ни есть, но дом, – вдруг решительно, словно проснувшись, заявила моя опекунша.
Последний раз потянула локон, достала откуда-то гребень и принялась расчёсывать, приглаживая волосы без боли и дерганья.
5. Глава 4
– Ксана, детка, проснись! – легкий поцелуй сухих губ скользнул по щеке, нежные пальцы провели по овалу лица. – Вставай, лапушка.
Глафира будила меня, а я, как назло, не могла глаза открыть. Вроде и спала хорошо, без кошмаров и ненужных воспоминаний, а вот же…
– Может позже придете? – как-то нерешительно попросила опекунша кого-то. – Видите, не проснётся никак.
– Как можно, барыня? Позже дел дома много будет, мужик опять же заругается… Да водой холодной на девчонку прысните, она и проснётся, – посоветовала какая-то баба. Явно злыдня, придумала ребёнка водой будить.
– Нет уж! – во всём, что касалось меня, бабуля была принципиально решительна. – Ступайте с богом.
Шарканье ног, недовольное ворчание, и воздух стал чище, а у меня под головой поправили подушку, подоткнули под спину шубку, служившую мне одеялом, и я вновь провалилась в сон. Проснулась от голода.
– Ба?
– Проснулась моя птичка, – тут же рядом со мной на сундук присела Глафира, помогла сесть, поцеловала в макушку, прижала к себе и замерла на секунду.
Вчера я всё же уговорила её поменяться спальными местами. Спросила, где сено для лежанки нашла, и настойчиво уговорила, чтобы она и для себя такую мягкую постель сделала.
– А кто к нам приходил? Прости, я не смогла проснуться, хоть и слышала, что ты меня будила, – потерлась я щекой о руку опекунши. Поцеловать в ответ пока не могла, но и не хотела обижать женщину холодностью.
– Так я вчера, когда за сеном ходила, попросила соседку, чтобы пришла помочь в избе убраться. Она как только со скотиной управились, так и явилась. Солнце только-только взошло. Едва ли часов шесть было. И меня, оглашенная, подняла, и тебе выспаться не дала, – ворчала бабушка, одевая на меня платье, расплетая прибранную на ночь косу, чтобы расчесать волосы и переплести заново в красивую дневную, украшенную лентой. – Обиделась, сказала, чтобы больше не звала.
– Велика потеря, – отмахнулась я. – Мы её нанимаем, а не она нас, чтобы условия диктовать. Других позовём. А что мы сегодня кушать будем?
Глафира умильно взглянула на моё заспанное лицо и заворковала:
– Ксаночка-детка, кушать захотела, ягодка. Я сейчас, я быстро, – и метнулась к очагу. Зашуршала там, брякнула крынкой о крынку, звякнула чем-то металлическим и вздохнула горестно: – Ох, какая же я неуклюжая.
– Что случилось, бабушка? – я потянулась, разминая тело, спустила ноги с сундука. Высоко, до пола не дотянусь.
Но Глафира, увидев мои потуги, подхватила на руки и посадила на лавку к столу.
– Молоко вчера забыла на холод вынести, оно и скисло. Хотела было омлет сделать, а теперь как? – расстроенно опустилась женщина рядом со мной на лавку.
Она так искренне и глубоко переживала бытовые неурядицы, что мне хотелось встать и всё быстро исправить. Но пока самой никак…