Родить наследника чужому мужу - стр. 26
— Брудершафт?
Радостно киваю. Сплетаем руки и одновременно пьем мелкими глотками кисло-сладкий ароматный напиток. Игорь ставит недопитый стакан, осторожно высвобождает руку:
— Иди ко мне.
Усаживает меня на колени, обнимает, тискает с жадностью, с ревностью собственника. Чувствую себя маленькой и слабой, прижимаюсь к его горячему плотному телу, шарю ладонями по груди. Он, похоже, воспринимает мои движения как предложение раздеться.
Стягивает через голову толстовку, а под ней только он сам и есть. Какое тело! Огромные бицепсы. Хорошо выделяются и другие мышцы, мощная шея, прямой разворот плеч.
Кожа гладкая, с легким загаром, практически без волос, только узкая полоска у пупка. Вспомнилось описание мужчины в восточной сказке: грудь, как серебряный щит. Точно про Денисова. Прижимаюсь щекой к этому великолепию и нащупываю застежку у себя сзади на платье. Останавливает:
— Я сам.
У меня опять сердечные американские горки. «Молния» на платье длинная, от затылка до копчика. Вжжик! Мурашки по телу.
Стаскивает с меня рукава вместе с лифом и ополчается на бюстгалтер, хотя он очень даже симпатичный, на мой взгляд. Справляется, отбрасывает лифчик и замирает, глядя на открывшийся вид. Потом осторожно накрывает ладонями мои груди. Смотрю, а в его глазах, в лице — блаженство.
Наклоняется и целует ложбинку между грудей, перебирает губами дорожку от нее к соску, слегка пробует его на зуб, отчего я подпрыгиваю. Очерчивает его по кругу языком. Переходит на второй сосок и зарывается лицом под грудь. Как будто больше ему от меня ничего и не надо. А я уже так готова...
Со стоном отрывается от меня и продолжает раздевать. Глаза шальные, лицо красное, как будто пьяное и счастливое. Платье из плотного бордового трикотажа стаскивает через ноги, заставляя переступать, и кидает в угол, как тряпку. Если бы он сейчас сказал, что любит, поверила бы.
Поглаживает талию, потом обхватывает ее большими ладонями; мне это очень, очень нравится — и точно так было во сне. У меня будто крылья вырастают. Одним движением приспускает колготки вместе с трусиками и целует пупок. Опускается на колени, тянет колготки книзу, гладит мои бедра, проводит руками по икрам. Руки, везде его руки!.
И все же он словно бы медлит. Вдруг останавливается:
- Ты ни о чем не хочешь меня спросить?
- Нет. Я доверяю тебе, - шепчу.
Максим поет «Я не знаю, как рассказать, что что это лучшая ночь...»
14. Глава 14
Туфли сброшены, колготки стянуты и лежат живописной композицией на полу. Упрямые трусики, не пожелавшие соскользнуть в одно касание, двумя тряпочками падают рядом. Мне чуть-чуть страшновато. Расстегиваю заколку на волосах (пока ее не сломали) и распускаю волосы; больше на мне ничего нет, честное слово.
Из кед он вылез сам, носков нет. Сейчас одна его рука очень сильно занята моей грудью, а вторая — лобком. Что он творит?! Что?! Где его палец? Перехватываю его руку, но мне вдруг делается хорошо так, что внутри себя я вся взлетаю, как на качелях.
Теперь вцепляюсь в него, чтобы устоять на ногах. Кусаю свои губы. Целую его плечи. Меня просто распирает. Я уже очень его хочу, сейчас сама наброшусь.
— Мой любимый, — зову я, — давай тебя разденем!
Количества рук для всего, что он одновременно хочет, ему явно не хватает, поэтому брюки с упирающегося члена стаскиваю я. Чуть наклоняюсь, спуская штанины к коленям, ниже сделать это мне не дают его вездесущие руки.