Рианон-4. Рождение дракона. Империя дракона - стр. 15
Когда Бертран раскрыл глаза, мерзкое существо недавно обгладывавшее его руку, уже в предсмертных судорогах извивалось на кончики великолепного меча. Зеленое личико болезненно корчилось, но лепрехун не умирал. Сколько же будет длиться его агония? Всю вечность? Бертран невольно содрогнулся от ужаса и отвращения, а существо подцепленное мечом все еще продолжало корчиться и извиваться, но с меча ему было не соскочить.
– Они бессмертны, эти твари, как видите, – равнодушно пояснил все тот же прекрасный голос. При всей его мелодичности, он казался удивительно жестоким. Такому хладнокровию стоит позавидовать. Рука, сжимавшая меч с извивавшейся на нем тварью, даже не дрогнула.
– Вам стоит привыкнуть к тому, что они стали подбираться так близко. Людское счастье в том, что они все этого не видят. Но стоит рассмотреть однажды и потом замечаешь подобных тварей уже везде. Это сводит с ума, правда?
Вопрос мог показаться участливым, но тон, каким это произносилось, начисто отметал все представления о сочувствии. Холодный, расчетливый голос, знающий и равнодушно объясняющий суть всех людских страданий мог принадлежать только ангелу.
Бертран не сразу решился посмотреть на ночного гостя. Вначале он наблюдал лишь за звездными сферами за приоткрывшимся окном, не смея перевести взгляд на фигуру перед своей постелью. Изящная рука, сжимавшая золоченую рукоятку, вполне могла быть женской, но разве не всех ангелов отличает девичья красота.
Минуту Бертран ловил тонкий аромат лилий, следовавший за фигурой. Странным образом он смешивался с запахами гари и огня, но все равно был божественным и опьяняющим, как и голос. Он звучал так жестоко, но казался таким всезнающим и красивым. Этим и берут ангелы, при всей свой холодности, они прекрасны. Они никого не жалеют, но их хочется молить о снисхождении. Они сравнимы разве только со звездами, далекими, не согревающими и все равно манящими.
– Изменения, происходящие с вами, будут все больше привлекать лепрехунов и подобных им тварей, хотя ваш час еще не пробил. Однако к этому уже близиться. В моем списке вы первый, потому что не встали на мою сторону, когда разразились дворцовые споры, а ведь могли.
Только теперь он перевел взгляд на говорящего. Рука, сжимавшая меч, была теперь отведена чуть в сторону, и можно было рассмотреть невероятной красоты лицо в ореоле спутанных золотистых кудрей. Прозрачная кожа отсвечивала лунным мерцанием. Золотистые ресницы касались щек, полу прикрытые веки не дрожали, а губы презрительно кривились. Как бы ему хотелось поцеловать эти губы, пусть даже на смертном одре. Он бы все за это отдал. Лишь бы только они приветливо улыбнулись ему, но жестокое выражение, игравшее на лице, обдавало обжигающим холодом. Ничье презрение не способно унизить и обжечь человека так, как презрение ангела. Высшее существо всего лишь смотрит, но как будто заглядывает внутрь тебя, видя все низменные инстинкты скрытые внутри, и ты ощущаешь себя раздавленным.
Бертран мучительно застонал. Иссохшаяся рука начала вдруг нестерпимо болеть, будто ее резали и пытали, как отдельное живое существо.
– Вы меня помните? – спокойный голос, спрашивавший о чем-то, был выше его понимания. Да, конечно он помнил. Поле боя, кровавая резня, люди дерутся и расчленяют друг друга прямо у него на пути, он рискует, что его заденут цепом или топором, лишат руки, ноги или головы или вовсе убьют, а ему все равно. Раздробленные кости, отрубленные конечности и непрестанно взмахивающие в опасной близости от него мечи уже не имеют значения. Он продирается сквозь мешанину дерущихся и трупов, не опасаясь быть убитым, потому что в конце поля у обрыва его ждет рыцарь без шлема. Воин с крыльями протягивает вперед частично затянутую в латы руку и за ним не страшно пойти даже в ад. Кожа на его лице такая прозрачная, что ее можно принять за гладь облака, лишь дуги ресниц и бровей выделяются ярким золотом на бледном светящемся фоне. Кудри тоже золотые. Из-под бледных губ вот-вот засочиться выпитая им, но так и не принятая ему внутренними органами кровь. Бертран видел в своих снах, как это существо пьет кровь поверженных им воинов, еще живым или уже убитых, а потом его рвет, потому что в отличии от его подданных пища ему не нужна. Не смотря на это, ангел стал так же кровожаден, как и его слуги. Его слуги! Бертран в ужасе перевел взгляд на судорожно дергающегося на кончике мече лепрехуна. Он давился изо все сил, пытаясь слезть с лезвия, но не мог не вырваться из плена, ни испустить последний вздох.