Рейс в одну сторону 5 - стр. 14

– Что вы имеете в виду?

– А то, что здесь было как раз такое же голубое свечение, о котором вы говорите: ушел ваш дружок вон туда, – старик показал на обломки, сгрудившиеся возле стены напротив.

– Когда?

– Да где-то часа два или три назад: вы еще спали.

– Понятно, – кивнул Трясогузов. – А что он сказал?

– Ничего особенного: напугал меня только и всё.

Старик помолчал, будто что-то обдумывая, а потом добавил:

– Да, говорил он и про вас, и про костюмчик свой, а еще стрелял в то чудовище, которое за вами сюда припёрлось: Трифонова, вон, сожрало, как цыпленка.

– Вот этого я не помню, – тихо проговорил Трясогузов, закрывая глаза.

– Ну, еще бы: после таких потрясений всю память отшибет, – согласился старик.

– Да, – вздохнул Трясогузов. Одно было ему неприятно во всей этой истории: чудовище учуяло их, и теперь, наверное, караулит с той стороны двери.

– Знайте что, Николай Степанович, на вашем месте, я бы отсюда вообще не рыпался: эта тварь никуда не ушла – носом чую.

– Ну, вот мы и проверили обстановку снаружи, – кивнул старик. – Да, Королев?

При этих словах Трясогузов вздрогнул:

– Как вы сейчас сказали?

– Что именно?

– Ну, фамилия вот эта…

– А – Королев! Он такой же новичок здесь, как и вы, только с первого уровня.

Трясогузов посмотрел туда, куда старик показывал пальцем, и увидел Петровича, как ни в чем ни бывало сидевшего около двери.

– Как бы мне тихонько отсюда уползти, – прошептал он.

– А что такое? – удивился старик. – Вы его знаете, что ли?

– Знаю, знаю, – пробубнил толстяк и отвернулся, но было уже поздно: Королев неспеша шел к ним.

– Ну, привет! – сказал он, обращаясь к Трясогузову.

– Привет, – ответил тот, втянув голову в плечи.

– Поговорить бы надо.

– Надо, – отозвался Трясогузов. – Наверное.

– Да нет, я точно знаю, что надо, – настойчиво повторил Петрович. – Вот только без свидетелей.

Толстяк согласно кивнул: ему меньше всего хотелось посвящать посторонних в свои проблемы, а они, определенно, у него только что появились.

У Трясогузова вдруг побежали мурашки по всему затылку и запылали щеки.

– С чего начнем? – хрипло спросил он.

– Николай Степанович, – обратился Петрович к старику, – не могли бы вы перейти к той компании, – с этими словами он кивнул на тройку сотрудников, дремавшую около перевернутых столов.

– Как скажешь, Королев, – ответил старик, кряхтя, поднимаясь со своего места.

Как только Николай Степанович сел на пол рядом с Толкуновым, Королев тихо спросил толстяка:

– Ну, и зачем ты меня тогда вырубил?

– Я? – притворно удивился Трясогузов.

Петрович молчал.

– Это не моя идея, Королев, – сказал толстяк и отвернулся.

– А чья тогда?

– Если я скажу – он меня прибьет.

– Кто?

– Не могу сказать, говорю же. Да и потом, какая теперь-то разница: ты, ведь, живой, здоровый? Вот и радуйся, пока цел.

– Что значит – «пока»?

– А то и значит, что скоро нам всем каюк придет: или потопят, как котят, или сами тут все передохнем либо от голода, либо от чудовищ этих, которым голод, как раз и не грозит.

Королев молчал: он прекрасно помнил тех огромных крокодилов, от которых еле спасся. Хорошо, что ему вовремя двери открыли, а то не говорил бы он сейчас с толстяком на душещипательные темы.

– Ну, так и кто же это был, товарищ Трясогузов, раз нам все равно кранты?

Толстяк не хотел ничего ему говорить, но, подумав, что все это и впрямь неизвестно чем может кончиться, и что, может быть, Малыша давно уже и в живых-то нет, он решился: