Ретт Батлер - стр. 26
Клео ворчала:
– Мы никогда не будем готовы, если вы не перестанете что-то там писать и не пойдете одеваться, мисс.
Не обращая внимания на сетования служанки, Розмари прошла во двор, где Геркулес чистил Джиро.
Без долгих предисловий Розмари сказала:
– Писать брату бесполезно. Он мертв.
– Нет, мисс. Масса Ретт не мертв.
Розмари уперла руки в боки.
– Откуда ты знаешь?
– Лошади, они…
Она топнула ногой.
– Геркулес, я больше не ребенок.
– Да, мисс, – вздохнул он. – Вижу.
Когда Розмари кинулась обратно в дом, Геркулес вновь принялся чистить коня.
– Не переживай, Джиро. Мисс Розмари беспокоится, что молодые джентльмены ее не оценят.
Розмари заключила свое письмо следующими словами: «Хотя какие-то письма до тебя, возможно, не дошли, ты наверняка получил остальные. Твое молчание жестоко. Я желаю знать, где ты сейчас и что с тобой. Я всегда буду любить тебя, но, поскольку ты упрямо молчишь, я не стану тебе писать более».
Розмари сдержала слово. Она не написала Ретту, что ее появление в свете было замечено, что Эндрю Раванель нещадно флиртовал с ней и пригласил на четыре вальса. Она не поведала ему также, что во время перерыва между танцами бабушка Фишер сказала:
– Джон Хейнз буквально очарован тобой. Смотри не упусти его.
Не написала она и свой ответ:
– Джон Хейнз не умеет сидеть в седле. Удивительно еще, как он не разбился.
– А Эндрю Раванель умеет?
– Он самый красивый мужчина в Чарльстоне. Все девицы охотятся за Эндрю как за женихом, норовя поправить перед ним шляпку.
– Подозреваю, то, что ты называешь шляпкой, его повесы друзья назвали бы скальпом, который он не прочь заполучить с каждой, – ответила Констанция Фишер.
Глава 4
Неделя скачек
За три года до Войны за независимость, через девять лет после того, как Ретт покинул Низины, февральским днем Розмари, расстроенная, стояла перед зеркалом. Она казалась себе слишком высокой, с более длинным, чем диктовала мода, торсом. Ее самые обычные золотисто-каштановые волосы, разделенные прямым пробором, вились кольцами. Черты лица представлялись Розмари слишком крупными, а губы – слишком пухлыми. Единственное, что она одобряла в своем лице, – это открытые серые глаза. Розмари показала зеркалу язык и заявила:
– Нет, ты мне не друг!
На ней было изящное платье из набивного зеленого ситца, сшитое специально к Неделе скачек.
Неделя скачек была высшей точкой общественной жизни Чарльстона. Урожай риса собрали, высушили, обмолотили, продали и отправили покупателям; негры, которым была вручена ежегодная новая одежда, наслаждались Рождеством. Семьи плантаторов перебрались в город, где по утрам занимались сплетнями по поводу немногих событий предыдущей ночи и предвкушали то, что произойдет предстоящим вечером. Щегольские экипажи – и новые, и отремонтированные, и выглядящие как новые старые – ехали по дорогам, делая большую петлю по Ист-Бэй, вверх по Митинг-стрит и снова по Ист-Бэй. Туалеты по последней парижской моде, заимствованные у лондонских портных и сшитые вольными черными швеями, демонстрировались на балах в Жокейском клубе и Обществе святой Сесилии. Экскурсанты-янки глазели на огромные городские особняки, толпы негров, великолепных скаковых лошадей и первых красавиц Юга.
Клео ворвалась в спальню Розмари, сжимая руки.
– Мисси, там вас хотят видеть!