Рерик - стр. 30

Сокол не поверил своим ушам. Цены мечей ему были хорошо известны, но получить белое[33] оружие от самого Будивоя – это было что-то. Лучше клинков, чем те, которые выходили из рук кузнеца, невозможно было сыскать во всем Приднепровье. Сокол был настолько ошарашен, что даже не поблагодарил Будивоя.

Впрочем, тому благодарность и не была нужна. Кузнец торопливо оделся, – как обычно, с хмурым, недовольным видом – уже не обращая внимания на мальчика, и они покинули берег озера.

Сокол стряпал свою любимую кулагу. Дедко с утра пораньше ушел в лес искать какие-то особые корешки, которые входили в силу только осенью. Из них он готовил настойки, пользующиеся особым почетом у семейных мужчин. И, как обычно, насчет еды в жилище старого кобника было шаром покати.

Чтибор не считал нужным придавать большое значение такому столь низменному вопросу бытия. Сам он ел, как его любимые птички, – клевал по зернышку. Чтибор и Сокола приучил к воздержанию в еде.

Но молодой растущий организм требовал своего, и Сокол даже был рад, что дедко отсутствовал. Хорошо, что в их скромной обители всегда имелись ржаной солод и ржаная мука, ну а нарвать калины, чтобы сдобрить кулагу, не представляло никаких трудностей – только выйди за ворота; неподалеку от поселения находился целый калиновый гай.

Сокол еще с вечера развел солод кипятком, дал ему хорошо настояться, затем подсыпал в горшок вдвое большее количество ржаной муки, замесил тесто и дал ему немного остыть. После этого он заквасил тесто ржаной хлебной коркой и, когда оно к утру закисло, поставил кулагу в печь, которая еще хранила тепло – вечера уже были прохладными, и на ночь пришлось разжечь в печи огонь. Горшок с кулагой он плотно закрыл крышкой и обмазал ее края тестом.

Обычно кулагу дополнительно не сластили – прихваченная первыми морозцами калина и так была сладкой. Но Сокол не удержался и добавил в тесто немного меда.

Процесс приготовления лакомого блюда был довольно длительным, а мальчик здорово проголодался, поэтому в ожидании, пока кулага будет готова, он достал из своих охотничьих запасов кусочек вяленой оленины, вышел наружу, сел на толстый чурбан и принялся жевать тугое мясо, с интересом наблюдая за событиями в поселении.

Неподалеку от жилища Чтибора старенький подслеповатый Мезеня трудился над большим ковшом для кнеза (это Сокол уже успел выяснить). Материалом для ковша послужил дубовый кап с красивым рисунком. Ковш сильно смахивал на лодью русов – плоское дно и заостренный нос, напоминающий шею лебедя.

Мезеня был великим мастером. Его ковши и братины благодаря прочности капа имели стенки толщиной с ореховую скорлупу. Ковш для кнеза уже был покрыт тонкой красивой резьбой, и теперь Мезеня вставлял его в серебряную оправу, тихо постукивая крохотным молоточком: тюк-тюк, тик-тик…

Чуть поодаль находилась гончарная мастерская хромого Дичко. В свое время ему пришлось немало повоевать в дружине кнеза, но затем увечье приковало его к табурету, на котором он сиживал с раннего утра и до вечера. И как-то так получилось, что у Дичко оказались золотые руки, приспособленные к гончарному делу. Сначала он делал простые вещи: свистульки, солонки, канопки[34], плошки, но затем вошел во вкус, и спустя какое-то время его посуду стали брать нарасхват – уж больно она была красива.