Репетиция в пятницу - стр. 19
Капитан застыл как вкопанный, потом смешался с толпой. Василий Иваныч неторопливо продефилировал сквозь фойе, где передовики производства, деятели науки и культуры, а также представители воинов Советской Армии почтительно уступали ему дорогу.
Вообще бросалось в глаза, что возбуждение и ажиотаж, еще недавно царившие среди участников торжественного заседания, как-то спали. Наверно, люди просто устали – ведь сегодня пришлось столько волноваться, столько аплодировать, радостно приветствовать… Делегаты в одиночку или парами слонялись по коридорам, переговариваясь преимущественно о погоде, а гости из областей сбились в кучи по углам. Некоторые депутаты замерли у окон, тоскливо вглядываясь в многолюдную театральную площадь.
Где заседает бюро обкома, никому не было известно. В шестом часу из маленького фойе, в котором на плюшевых диванах под портретами артистов театра расположилась делегация северной области, довольно явственно донесся солидный басок:
– Товарищи, в конце концов, нас пригласили сюда в качестве гостей и мы ни за что персональной ответственности не несем.
И почти тотчас же небольшое происшествие взбудоражило умы. Из буфетной комнаты, покачиваясь, вышел первый секретарь южной области. Первый секретарь южного обкома был известен партактиву под ласковым именем «Железный Миша». Так прозвали его любящие подчиненные за крутой нрав и пуританский характер. Во всех соседних соревнующихся областях знали, что «Железный Миша» – абсолютный трезвенник, а тут… «Железный Миша» был не просто сильно выпивши, а пьян в дупелину, в стельку, в драбодан. Широко и бессмысленно улыбаясь, первый секретарь южного обкома громко бормотал:
– Это надо же, медицина шагнула! Через двадцать один год! Вылечили! Двадцать один – очко! Да здравствует наша советская медицина!.. Гр-р-рандиозные успехи! Теперь мы можем надеяться… Чудеса! Перегнали Америку!
«Железного Мишу» деликатно поддерживали с обеих сторон два члена его делегации, тоже изрядно навеселе.
Не скроем – эта сцена неприятно удивила некоторых деятелей науки и культуры, которые посчитали, что ответственные лица должны своим поведением показывать положительный пример, должны сдерживать свои эмоции, тем более в такой необыкновенный день. Но ушлые аппаратчики быстро смекнули, что к чему.
– А ваш-то умен, – сказал кто-то члену делегации южной области.
В буфет повалил народ. У стойки мигом образовалась огромнейшая очередь, хвост которой терялся в фойе. Запарившаяся буфетчица еле успевала откупоривать бутылки с коньяком.
Кабинет директора областного театра музкомедии состоял из двух комнат: самого директорского кабинета и маленькой приемной. В кабинете за двойными, обитыми дерматином дверьми заседало бюро обкома, а в приемной, за столиком секретарши, сидел полковник Белоручкин и периодически вызванивал кому-то по телефону. Из кабинета не было слышно, с кем и о чем говорил полковник Белоручкин, но сам полковник, кончив очередной разговор, открывал створку дверей и таким образом был в курсе того, что происходит в кабинете.
– Безобразие, – втолковывал в трубку полковник Белоручкин, – почему телевидение уехало так рано? Монтируют передачу? Так вы не то снимали! Какое вручение? Ах да, орден… Эту пленку можно выбросить. Я вам говорю. Я передаю указания Самого. Кого? Понимать надо, молодой человек. У нас главный в области, – тут полковник не удержался и хихикнул, – Пал Палыч. Да, присылайте снова операторов. Что свет? Какой свет? Нужен свет – организуем, театр подожгем. Шучу, конечно. Да, к шести часам. Запишите на пленку – и экстренно в эфир.