Ребёнок от бывшего - стр. 13
Ребёнка забирают в сторону, проводят с ним какие то манипуляции, а потом он начинает кряхтеть. Не плачет, а именно кряхтит. То ли сердится, что из мамы достали, то ли злится, что доставали так медленно.
— Я спешил, как мог, — шепнул я.
А потом понял, что у меня на глазах слезы, даже не помню, когда и плакал в последний раз. Торопливо их вытер, пока никто не увидел. Дверь в операционную снова закрыл.
Ребёнка в маленькой каталке через несколько минут выкатила та самая женщина, что меня из операционной выгнала. Увидела меня, улыбнулась, подобрела вдруг.
— Вот она ваша малышка, можете посмотреть. Сорок два сантиметра, почти два килограмма. Маленькая конечно, но дышит сама. Все равно в реанимацию на кислород отвезу. С мамой все хорошо, зашивают.
Я склонился. Девочка, надо же. Крохотная. Носик — пуговка. Ресницы на глазках прозрачные. Сами глаза закрыты, но склонившись слышу, как сопит тихонько.
— Можете подержать, — милостиво разрешает тётка.
И вдруг суёт мне в руки младенца. К этому я готов не был и замираю, не уронить бы, такая ноша бесценная. Затем тихонько второй рукой достаю телефон — сфоткаю для Полины первые минуты жизни, и видео короткое запишу, она то под наркозом все пропустила. Малышка словно понимая, что её снимают, глаза открывает. Они — цвета дыма.
— Какая же ты красивая, — пораженно шепчу я.
— Ещё бы минут десять и не было бы красоты, — говорит тётка. — Вовремя привезли. Все, давайте обратно, реаниматолог если увидит, орать будет.
Ребёнка у меня забрала и увезла, а я ещё долго сидел в больнице на первом этаже, пересматривал что успел снять — четыре фотографии и одно видео длиной в десять секунд.
8. Глава 8. Полина
Первое утро в роли матери не было добрым и радостным. От наркоза я отходила крайне долго. Он воспринимался мной, как вязкое болото, вырваться из которого необходимо, но почти невозможно. Вынырнешь, вдохнешь жадно и первая мысль - где мой ребенок? все ли с ним хорошо? жив ли??? А потом снова в болото, так и не получив ни единого ответа на вопросы. Иногда сквозь забвение слышала легкий шум чужих разгововров, но не могла различить слов. Легче стало только к утру. Смогла открыть глаза и сфокусировать взгляд на женщине в Белом халате.
— Где мой ребёнок? — охрипоым голосом спросила я.
В горле запершило, я закашлялась, кашель острой болью отозвался в животе.
— О, очнулась! — то ли обрадовалась, то ли удивилась медсестра. — В реанимации она.
Я внезапно дышать разучилась. Воздух стал густым и липким, и отказывался проходить в мои лёгкие.
— От дурная! — всплеснула руками она. — Недоношенные все в реанимации, так положено! А с ней все хорошо, орала недавно, проголодалась.
Я отвернулась к стене, с трудом преодолев боль в животе. Страх отпустил не сразу. Я находилась в реанимации, кроме меня тут была еще одна девушка, ей явно было легче, сидела в телефоне. А у меня и телефона нет, он дома, под кроватью. И мама ещё не знает, что я родила. Медсестра помогла мне попить, я снова уснула. Проснулась во время визита врача. Она осмотрела шов, который красной линией пересекал мой живот снизу, одобрительно цокнула языком.
— Все хорошо, мы в палату тебя переведём, а там и ребенка увидишь. Только… — тут она замялась. — Только нет у нас пока одноместных, заняты. Можем положить только в трехместную.