Ребенок его любовницы - стр. 25
— Хорошо, я приеду утром. Если буду нужен — звони, телефон теперь всегда рядом со мной.
— Стоять! — в этот раз уже я хватаю его за руку, но удержать Руслана не получается. Он хватает свой портфель с подоконника, отталкивает меня и сбегает в сторону лестницы.
Какого черта происходит? Почему я перестала узнавать человека, за которого выходила замуж? С Руслана слетела маска или мы на самом деле настолько сильно отдалились, что перестали понимать друг друга?
Мой взгляд падает на окно, у которого стоял Руслан. Оно выходит во двор больницы, прямо на ворота парковки. Подхожу ближе и замираю в ожидании.
Через пару минут вижу Ветрова. Он сбегает вниз по ступенькам крыльца и устало опускается на скамью. Хлопает себя по карманам, видимо, в поисках сигарет, но так и не достает их. Закрывает лицо ладонями и сидит неподвижно, сгорбившись и будто отключившись от окружающего мира.
Я знаю, что мне нужно вернуться в палату, и так уже прилично задержалась, но не могу заставить себя сдвинуться с места. Сердце с сумасшедшим ритмом лупит по грудной клетке, а глаза вновь затягивает пелена слез, потому что мне… больно.
Больно видеть Руслана таким. Больно ощущать пропасть между нами. Больно осознавать, что разрыв окончателен и необходим.
Больно, больно, больно!
Замахиваюсь, чтобы в сердцах ударить по стеклу, но мгновенно останавливаю себя. Сжимаю и разжимаю кулак, усилием воли отрываю взгляд от сгорбленной фигуры Ветрова и иду к себе в палату.
Только открыв дверь и переступив через порог, понимаю, что всю дорогу ревела. Санитарка, которая сидит на стульчике у кроватки Саши, при виде меня вскакивает, щелкает пультом от телевизора, вырубая и без того тихий звук, и всплескивает руками:
— Ты чего ревешь, милая? Доктор что-то сказал?
Мотаю головой и плетусь к своей кровати. На Сашу даже не смотрю, потому что единственным осознанным желанием является пореветь в подушку.
— Муж гадостей наговорил? — не унимается санитарка. Я смотрю на нее, вновь отрицательно мотаю головой, сажусь на край кровати и… взахлеб рассказываю ей обо всем. Сбиваюсь, теряю детали, всхлипываю, размазывая слезы. Замолкаю лишь через некоторое время, впав в какое-то странное для меня оцепенение.
— Кошмар, — выдает на выдохе моя внимательная слушательница, хранившая молчание на протяжении всего монолога. — Я словно кино по «России» сейчас посмотрела.
Издаю нервный смешок. У самой ощущение, что моя жизнь превратилась в бездарный сценарий мелодрамы, которую я, будь зрителем, а не участником, высмеяла бы.
— Не реви, ясно? Тебе стыдиться нечего. Сердцу не прикажешь. Когда любишь человека — поможешь ему в любом случае, сколько бы боли он тебе не причинил. Потому что иначе поступить не можешь, по себе знаю, — улыбается женщина. Достает из кармана своего халата упаковку бумажных платочков и протягивает мне. Вытираю слезы. От истерики остались только сухие, судорожные всхлипы. — А муж твой… Не возьмусь судить, не имею права! Легко назвать человека козлом, рассудив по его поступкам, а что там за грудиной у него творится, в душе — одному Богу известно. Да и… Жизнь, бывает, такой финт выделывает, что не удивлюсь, если вы опять сойдетесь.
— Это невозможно! — категорично звенит мой голос, а затем я саму себя обрываю, покосившись на задремавшего Сашку. Санитарка перехватывает мой взгляд и вздыхает: