Развод в 45. Предатель, которого я любила - стр. 12
И действительно ли я не виновата в той аварии? Ведь это я позволила ему сесть за руль. Прямая трасса. Ровная, недавно отремонтированная дорога. Кто знал, что все так получится?
И есть ли в этой тайне причина того, что мой муж пошел в объятия к другой?
Дверь кабинета позади меня тихо приоткрывается. Интуитивно я знаю кто там. Просто знаю.
Затем медленные шаги приближают его ко мне.
На плечи ложатся крупные ладони, а к макушке прижимаются губы.
- Прости меня, — шепот проносится через все тело будто разряд тока. – Сам не ведаю, что говорю.
Никита отрывается от меня, затем берется за поручни коляски и разворачивает к себе, садясь на корточки у моих ног.
От накатывающих слез ни следа. Мы сталкиваемся взглядами, словно две стихии. Но кто теперь он? А кто я? Помню, как мне казалось, что мы продолжение друг друга, потому что отражаемся в глазах напротив. А напротив, всегда был только он. Теперь в его глазах отражаются не только мои. Теперь я будто смотрю на нее. И это по-настоящему больно.
- Прости, — повторяет, а я поднимаю с колена ладонь и подношу к его лицу, чувствуя, как все мое самообладание летит к черту.
Почему я все еще люблю его? Почему все еще больно от его нелюбви?
А прощение? За что он хочет его получить? За другую? За слова, которыми так часто ранит? Или за все в целом?
Касаясь к его мягким щекам, я провожу по уже отросшей щетине пальцами. Она покалывает. Как всегда. Хотя у него влажные волосы, свежее лицо, которое он решил не брить.
«Так не хочется заниматься этим сейчас», — всплывают его постоянные, немного ленивые слова на вопрос: «Почему сразу не побрился?».
Но вот глаза мужа неожиданно становятся, как прежде. Там нежность, чувства… в них боль.
Куда все это пропало однажды?
Как мы могли исчезнуть так быстро?
Никита прижимается к моей ладони и прикрывает глаза. Мои собственные тоже закрываются, но лишь для того, чтобы почерпнуть сил и сказать следующие слова.
- Я… — хриплый шепот раскрывает пересохшие губы. – Никита, я никогда не смогу тебя простить. Раньше думала что угодно, но… не это, — на последних словах он открывает глаза, вздрогнув, а из моих глаз начинают течь слезы.
Я говорила о предательстве. И давала ему понять, что он сделал мне больно. Возможно, он тоже думал о том, что сделал с нами. Даже нет. Я надеялась на это. Потому что, когда я встану на ноги, рядом со мной будут стоять мои дети, а не он. Он будет по другую сторону верности. Она будто голубая река, которую он окрасил в багровый цвет.
- Олесь, — с сожалеющим лицом, он стирает мои слезы. – Не надо, слышишь? Мы все преодолеем.
На слове «мы» я усмехнулась, и слез стало гораздо больше. Сегодня я почему-то позволила боли пролиться перед ним. Но это в последний раз.
- Ты говоришь «мы», Никит? Но не знаешь, кто это. Посмотри, что с нами стало.
- Да, говорю. Потому что верю в это. Почему ты перестала?
Уворачиваюсь его пальцев, которыми он до сих пор водил по моим скулам.
- Ты поступаешь слишком жестоко. То лед, то пламя.
- Я стараюсь контролировать это. Я просто… наверное, я устал.
- Устал?
- Почему этот тон? – он напрягается и встает, а я запрокидываю голову, чтобы не прерывать зрительный контакт. – Думаешь, я не устаю? Думаешь оплачивать счета просто? Ты видела вообще чеки с больницы? А дети? Учеба Артура.