Развод в 45. Начать сначала - стр. 12
Я схватилась за голову, будто могла физически выдернуть из неё занавес, за которым спряталась моя жизнь. Пальцы запутались в бинтах. Внутри черепа – пусто. Только обрывки, неясные ощущения, боль.
– Вы ошибаетесь! – голос становился всё громче, истеричнее. – Этого не может быть! Я помню всё! Я помню каждый день!
Но даже говоря это, я понимала – не помню. Между летом 2009 года и этой больничной палатой зияла чёрная дыра. Пятнадцать лет жизни. Пятнадцать лет, которые исчезли, словно их и не было.
Тишина после моих слов была невыносимой. Только писк монитора, ровный и безучастный, и нежный сквозняк от приоткрытого окна, принёсший запах весны – сырой земли, капель с крыш, распустившейся вербы. За окном всё пробуждалось, расцветало, жило. Всё – кроме меня.
Ко мне подошла ещё одна фигура – женщина в белом халате. Невысокая, полная, с добрым лицом и внимательными глазами. Её присутствие почему-то успокаивало.
– Светлана Сергеевна, я понимаю, как вам тяжело, – сказала она мягко. – Но нам нужно убедиться в степени потери памяти. Расскажите мне о своих детях. О том, что вы помните.
– Где мой муж? Где дети? – Я не ответила на её вопрос, вместо этого с новой силой потребовала: – Я хочу их видеть. Сейчас же!
Слова прозвучали слабее, чем хотелось. Слишком слабо для женщины, у которой только что украли пятнадцать лет жизни.
– Конечно, – кивнула женщина-врач. – Но сначала ответьте на мой вопрос. А что вы помните о своей младшей дочери?
Я застыла. Казалось, комната сжалась, потеряв весь воздух. Слова эхом отдавались в голове: младшей дочери, младшей дочери, младшей дочери…
– Младшей?.. – переспросила я медленно, как будто слово само по себе казалось мне абсурдным. – Нет. Это ошибка. У нас двое детей. Маша и Артём. Девочка и мальчик. Мальчик совсем крошечный, а девочке три года…
Я смотрела на врачей – мужчину и женщину в белых халатах – с отчаянной настойчивостью, как будто могла заставить их сказать, что они ошиблись. Что перепутали меня с кем-то другим. Что это всё – ужасное недоразумение.
– Это… это неправда, – выдохнула я, ощущая, как в груди сжимается невидимое железное кольцо. Боль была не физической – она шла глубже, из самой сути, будто ломала саму основу моего «я».
Мои ладони дрожали. Я прижала их к вискам, пытаясь унять нарастающий гул в голове. Он разрастался, становился всё громче, словно гул весеннего ветра в кронах деревьев – только не живого и радостного, а беспокойного, сбивающего с толку. Я стиснула зубы, будто могла уцепиться за свою реальность, удержать её на месте. Но она ускользала, как вода сквозь пальцы, как дым на ветру.
– Я хочу видеть их, – сказала я, стараясь говорить твёрдо, но голос всё равно дрогнул. – Сейчас. Немедленно. Где они?
Женщина-врач посмотрела на меня с бесконечной мягкостью, но в её взгляде не было согласия. Только осторожность. Только: «Сейчас не время». Только: «Вы не готовы».
– Мы пригласим их немного позже, – сказала она спокойно, профессионально спокойно. – Когда вы немного окрепнете.
От этой фразы меня пронзила дрожь ужаса.
– Позже? – воскликнула я, и голос сорвался на высокой ноте. – Позже?! Какое ещё позже?!
Как волна весенней реки, сорвавшейся с ледяных оков, паника хлынула и захлестнула меня с головой. Я не могла сдержать её, не могла остановить нарастающую истерику. Сердце колотилось так, что грудная клетка ходила ходуном.