Развод в 37. Жизнь только начинается! - стр. 4
Я сжимаю зубы, прогоняя эту мысль. Сабина должна выбраться отсюда. Должна жить в месте, где ее любят, где ценят каждую ее эмоцию, каждую мечту.
– Мам, смотри! – дочь поднимает голову, протягивая мне лист. Ее глаза сияют – так, как сияют только у детей, когда они ждут одобрения.
Я смотрю на рисунок. И чувствую, как горло сжимается от эмоций. Она нарисовала нас. Меня и ее. Мы держимся за руки. А вокруг – солнце, цветы, и никакой тени от высоких стен этого дома.
Она тоже хочет выбраться. Хочет оказаться там, где ей будет по-настоящему хорошо. Где нет места Феликсу, хоть он и ее отец…
– Очень красиво, родная. Я в восторге.
– Мамуль… – Дочь обнимает меня и кладет голову на мои плечи. – Я так хочу уехать отсюда… Далеко-далеко.
Я тоже, милая. Я тоже.
– Давай нарисуем красивый дом? В каком бы ты хотела жить…
– Хорошо.
Сабина берет чистую бумагу и берется за дело. Я машинально провожу рукой по волосам дочери, поправляя выбившуюся прядь. В этот момент чувствую, как на мне задерживается чей-то взгляд.
Поднимаю глаза и сразу встречаюсь с ним.
Охранник. Один из людей моего мужа. Стоит чуть поодаль, привалившись к колонне беседки, и смотрит прямо на меня. Глаза ленивые, наглые. Улыбка – противная, неприятная. От которой пробегает холод по спине. А потом он вдруг подмигивает.
Меня передергивает.
Я тут же возвращаю внимание обратно на рисунок Сабины, но ощущение чужого взгляда не исчезает. Напротив, кажется, он прожигает во мне дыру.
Мне никогда не нравилось окружение мужа. Эти люди – не просто охранники. Они чувствуют свою власть, свою безнаказанность. И каждый раз, когда я сталкиваюсь с кем-то из них, внутри поднимается тошнота. Они прекрасно знают отношение мужа ко мне и нашей дочери. Знают, что он никогда не поддерживает нас. Даже когда водитель оскорбил меня, Феликс встал на его сторону. Поэтому неудивительно, что ведут эти люди себя так нагло.
– Мам, а тебе нравится? – звонкий голос Сабины вытаскивает меня из мыслей.
Я моргаю, сосредоточившись на ее рисунке, заставляю себя улыбнуться.
– Очень, милая. Ты умница.
Но внутри остается неприятный осадок. Я изо всех сил стараюсь не показывать дочери свои переживания.
Около часа ещё проводим тут.
Сабина выводит линии осторожно, старательно. Маленькая ручка крепко сжимает карандаш, и на белом листе медленно появляется дом.
– Смотри, мама, – шепчет она, проводя последний штрих на крыше.
Я наклоняюсь ближе. На рисунке – одноэтажный дом с большими окнами. Светлый, такой красивый. Вокруг него аккуратно расставлены кусты роз. Их бутоны яркие, живые.
Высокий деревянный забор. Не суровый, не закрытый от мира, а тёплый, домашний, с красивыми узорами на досках.
Сабина улыбается, чуть наклоняет голову, любуясь своим творением.
– Здесь можно жить счастливо, правда? – спрашивает она, все еще глядя на рисунок.
Я не сразу нахожу, что сказать. Но киваю.
– Конечно, милая. Конечно.
– Альбина! – слышу я голос мужа. – Сюда! Живо!
Сабина быстро собирает вещи в портфель, прячет рисунки. Ведь знает, что Феликс начнет кричать сильнее, если увидит их.
Заходим в дом.
– Иди в комнату и не спускайся.
– На что снова папа разозлился? Мы же ничего плохо не делаем.
Не делаем. Мы никогда ничего плохого не делаем, но он все равно находит повод орать.
– Беги к себе, родная.
Жду, когда она поднимется. Лишь после того, как слышу хлопок двери, иду в кабинет Феликса.