Развод. Ты (не) будешь моей - стр. 2
Мимо тестя я пройти не смог, цепко ухватился за меня старый хрен. Глаза в глаза. Кто кого. Взгляд я его выдержал, свой не отвел.
“Петр Васильевич, брови-то не хмурь, нравится, не нравится, терпи моя красавица, сам говорил когда-то”, — мысленно обратился к тестю, рассчитывая на его поддержку.
Он моргнул, крякнул, хоть не слышно издалека, а словно под ухо мне крякнул, одобрительно, рюмку со стола подхватил, локтем от тещи отбился и хряпнул.
“Одобряю, Петр Васильевич, нечего либеральничать, мы не подкаблучники. Подождите, папа, я чуток здоровья наберусь и присоединюсь, а пока… пока только пятьдесят грамм хорошего коньяка, — нашел глазами на столе бутылку с фирменной этикеткой, — как велел доктор”, — протянул руку за бутылкой.
— Кто по коньячку? — предложил наполнить рюмки соседям по столу.
А дальше все закрутилось: говорливый ведущий, поздравления близких родственников и друзей, громкая музыка, звон бокалов, стук столовых приборов по тарелкам, милые улыбки соседей по столу.
Но взгляд мой все время тянулся к другому столу. Я с жадностью ловил каждое движение: наклон головы, взмах руки, легкий жест прикосновения к прическе, облизывал глазами тонкие пальцы на вилке. Смотрел и не мог насмотреться. Обида и злость отступили, осталось желание вернуть, защитить и быть всегда рядом.
“А это еще что за дрищ”, — внутренне возмутился я.
Я сразу не заметил, а рядом с Таней, оказывается, сидел худощавый длинноносый мужик в черном костюме и белой рубашке. Длинные русые волосы собраны в хвост. В какой-то момент он положил руку на спинку стула, на котором сидела моя бывшая жена. Территорию метит, козлина?
“Эй, (с)удак, руки убрал”, — мысленно приказал я, когда его длинные костлявые пальцы стали перебирать черные локоны моей жены. — Музыкант, блт, нашелся тут".
Словно услышав меня, Таня дернула головой, и дрищ убрал руку.
“То, то же, — удовлетворенно хмыкнул я, — нечего на чужое рот разевать".
Я понял, что пора и мне как-то обозначить свое присутствие.
Жестом подозвал ведущего свадьбы с микрофоном. Тот понял с полувзгляда, (уважаю профессионалов), мазнул взглядом по карточке, считал имя и объявил:
— А сейчас наших молодоженов желает, сильно желает поздравить друг Александр! Он долго добирался к нам, и вот он здесь! Брат Александр! — тут же исправился, услышав шепот-подсказку от нашего стола. И не поленился побалагурить. — А что, разве друг не может быть братом, а брат другом? Прошу!
Конечно, может. Еще как может. Мишка больше, чем друг или брат. Мне ли не знать.
Я поднялся, микрофон оказался в моих руках.
— Дорогой мой брат! — борясь с желанием посмотреть на бывшую, я вперся взглядом в Мишку и Людмилу. Наслаждался выражением их лиц.
Не сговариваясь, они встали из-за стола, переглянулись и повернули головы туда, куда я старательно пытался не смотреть. Но радостную Мишкину улыбку, когда он окинул меня взглядом и увидел на своих ногах, считать успел.
Речь моя была традиционна: любите, берегите, верьте, размножайтесь. Я желал им, а говорил, словно и для нас с Таней, в надежде, что услышит, поймет, простит. Заметит, что я изменился, я не тот, что был, и мне можно доверять.
Лишь закончив речь и вернув микрофон, позволил себе мельком взглянуть на напряженную спину под зеленым шелком.
“А кому легко? Прости, милая, мне тоже больно”.