Развод с неверным - стр. 20
Раньше я бы не раздумывая бросилась за ним в могилу и попросила закопать меня вместе с ним — вот так я любила его: отчаянно, без оглядки.
А сейчас просто сижу на заднем сиденье автомобиля и мне ни горько, ни радостно — никак. Новость не задела ни одной струны моей души.
Я еду к нему, но все мои мысли, чувства и душа остались в доме подруги.
О Фролове я спрашиваю на посту старшей медсестры.
Слушая крики свекрови, думала, что Слава как минимум в реанимации борется за жизнь, а как максимум остывает в морге.
Но мне сообщают, что Вячеслав Фролов находится в обычной палате, и любезно подсказывают, как к нему пройти.
— Дочечка! — подскакивает с лавки свекровь, едва я появляюсь в коридоре. Бежит ко мне и виснет на шее. — Славочка ведь ко мне собирался. Я все сидела у окошка, выглядывала, а его нет и нет. И почуяло мое материнское сердце неладное. Вышла его искать, смотрю, а на перекрестке скопление людей, полиция, скорая. Славочка на дороге лежал ни живой, ни мертвый.
— Алевтина Тимофеевна, — тактично пытаюсь отлепить ее от себя, — если Слава в палате, значит, все не так плохо. Что доктор сказал?
— Ничего не сказал. Сам не выходил оттуда и меня не пускает…
— Тогда подождем.
Провожаю до лавки убитую горем женщину и сама сажусь рядом, но не могу найти в себе ни капли желания реагировать на эмоциональные всплески свекрови и ее попытки пробиться свозь стену моего равнодушия.
Через некоторое время дверь палаты открывается, и в коридор выходит врач.
Мы со свекровью синхронно поднимаемся с лавки.
— Пациент получил сотрясение мозга, но угрозы для жизни нет, — сообщает доктор. — Он пришел в себя.
— А можно его увидеть? — встревоженно спрашивает свекровь.
— Да, но пока кто-нибудь один, — заостряет внимание на мне. — Вы кем приходитесь Вячеславу?
— Жена…
— Тогда проходите.
— Эй, а почему она?! — сердится Алевтина Тимофеевна. — Я вообще-то мать! — и ударяет себя кулаком в грудь.
Но доктор не собирается выяснять с ней отношения.
Я вхожу. Не знаю почему, наверное, поддавшись ситуации.
Слава лежит на койке, но не вызывает у меня никакого сочувствия. И все же в этом равнодушии таится тень обиды на мужа. Мне его не жаль, а после объяснения врача — не жаль совсем.
Но я почти бесшумно подхожу к нему. Фролов, почувствовав чье-то присутствие, открывает глаза.
— Зая, это ты? — еще слабо говорит он.
— Я.
— Голова болит, и перед глазами все двоится.
— Пройдет.
Муж слегка приподнимает уголки губ.
— Зая, возьми меня за руку. — Я делаю, что он просит, но этот жест ничего не меняет. — Прости меня за все.
Но вместо прощения с новой силой вспыхивает обида, потому что вспоминаю то, что выяснилось в ломбарде.
— Я приехала поддержать Алевтину Тимофеевну. Мне не нужны твои извинения.
У Фролова виноватое выражение на лице и жалобная улыбка, а я разрываюсь между холодным безразличием к нему и жаждой мщения за все его «подвиги».
— Зай, тогда хотя бы расскажи мне сказку о том, как у нас все хорошо, — просит Слава.
На что я сильнее сжимаю его руку и наклоняюсь ближе к его лицу.
— Я могу тебе только рассказать сказку, как дед насрал в коляску, — шиплю негромко, и глаза Славы округляются. — И знаешь, я правда рада, что ты не сдох, потому что имею возможность высказать тебе все. Даже не надейся, что я тебя прощу. Развод. Понял? И на то, что ты будешь припеваючи жить в нашей квартире, тоже не рассчитывай. Я буду судиться за свою долю, Фролов, и делить все вплоть до последней чайной ложечки...