Развод с мужем. После - стр. 24
— Все с твоей дочкой будет хорошо. Это обязательная процедура. Все недоношенные отправляются в реанимацию. Порядок такой.
— Пожалуйста, — продолжаю рыдать. — Я хочу быть с ней.
— Успокойся, — приказывает. — Тебе надо поспать и отдохнуть. Знаешь, сколько бессонных ночей тебя ждёт?
Не слушая мои протесты, меня катят во взрослую реанимацию отходить после кесарево. Это очень большая палата, подряд стоят кровати с роженицами. Кто-то спит, кто-то разговаривает по телефону, кто-то пытается неуклюже ходить, держась за какую-то специальную штуку.
Меня перекладывают на кровать, медсестры суетятся, подключают меня к аппаратам. Я чувствую, как меня покидают силы. Не могу даже позвонить маме и сказать, что родила. Телефон выпадает из рук. Я моментально проваливаюсь в сон.
Сегодня скидка 30%% на мою романтическую эротику с захватывающим небанальным сюжетом"Зови меня моим именем".
https://litnet.com/ru/book/zovi-menya-moim-imenem-b273428
В прошлом я майор разведки и русская шпионка, а сейчас работаю в службе безопасности крупной компании. В мои обязанности входит обольщать конкурентов и доставать из них нужную информацию. Мои приемы соблазнения не знают проколов, а сердце не знает чувств. Но однажды я получаю досье на свою новую жертву — молодого бизнесмена Илью Токарева. Когда-то я была безнадежно в него влюблена, и теперь мне не терпится отыграться на том, кто разбил мои песочные замки.
12. Глава 12. Реанимация
Первые дни в роддоме — сущая мука. После кесарева боль такая, что выть волком хочется. Медсестры без конца колют мне обезболивающие, но эффекта от них хватает ненадолго. Вдобавок почти невозможно ходить. Я передвигаюсь по стенке, согнувшись в три погибели. А на третий день ко мне приходит молоко, и начинается ад. Потому что молока много, а кормить некого.
Дочку ко мне не приносят. На все мои вопросы отвечают, что она в реанимации под наблюдением. Ничего критического, но так надо. Меня к ней не отводят. Вернее, говорят, что если я хочу, то могу пойти к ней в реанимацию сама. Но из-за кесарева я практически не могу ходить. А идти не близко. Из послеродового блока в детскую реанимацию минут семь пешком по этажам и переходам.
На третий день я понимаю, что больше не могу без дочери. Если я не увижу ее хотя бы одним глазком, то умру. Медленно, маленькими шажками, по указателям я бреду до детской реанимации. Постовая сестра сначала не хочет меня пускать, но я уже на такой грани, что просто начинаю орать и требовать. Приходит врач и дает разрешение пустить меня в палату. Мне приносят стул, и я буквально падаю на него возле дочери.
Из-за моих слез ее маленькое личико размыто. Быстро стираю слезинки, чтобы рассмотреть девочку. Она спит в прозрачной медицинской люльке. Такая крохотная. Совсем малюсенькая. К ее груди подключены провода, датчики и экраны над люлькой издают тихий писк.
У меня волосы на затылке шевелятся из-за страха за жизнь Настеньки. Я складываю руки в замок и начинаю молиться. В эту секунду абсолютно всё, абсолютно все проблемы и заботы, которые беспокоили меня ранее, уходят даже не на второй план, а на десятый. Для меня теперь нет ничего важнее в этом мире, чем моя дочка и ее здоровье.
Сложности на работе? Они меня больше не волнуют. Хотя еще в день родов я переживала, будет ли мне, куда возвращаться после декрета.