Развод с мужем. После - стр. 23
Начинается суета. Врач кого-то вызывает. Приходит женщина в белом халате, смотрит на экран КТГ.
— Я пока скажу, чтобы подготовили операционную, — произносит акушерка и выходит за дверь.
Мне становится страшно. По лицу текут слёзы, схватки мучительно болезненны. Обещали, что придет анестезиолог, но до сих пор его нет. Акушер-гинеколог и пришедшая врач о чем-то переговариваются, не могу разобрать слов. Затем женщина подходит ко мне, надевает на одну руку резиновую перчатку и бесцеремонно засовывает в меня пальцы.
Я кричу от резкой боли.
— Тише-тише, — успокаивает врач.
— Срочно везите на кесарево! — строго командует женщина, вытаскивая из меня пальцы.
— В чем дело? — задаю вопрос врачу, скуля от боли.
— На схватках сильно замедляется сердцебиение, не можем больше рисковать.
— А почему оно замедляется?
— Могут быть разные причины. Скорее всего, гипоксия.
Меня быстро катят на каталке по коридору. Я смотрю в белый потолок с лампами, плачу и почему-то дрожу. Зубы стучат друг о друга, как будто я голая на морозе. В операционной анестезиолог-таки есть. Проделывает какие-то манипуляции, и по позвоночнику струится холод. А следом отнимается все, что ниже пояса.
— Через шесть минут ты станешь мамой, — подмигивает мне по-доброму. — Ну чего ты плачешь? Уже же не больно.
Слезы не прекращают бежать по лицу ни на секунду. Я не знаю, почему. Анестезиолог продолжает шутить и подбадривать, но я не запоминаю ни одного его слова. А потом я слышу детский крик и поворачиваю на него голову. Вижу ребенка в крови.
Это мой ребенок?
— Тринадцать тридцать, — кто-то громко объявляет время.
— Ну вот, ты теперь мама, — проникает в уши голос анестезиолога.
— Что было с ребенком?
— Сильное обвитие пуповиной. Дважды вокруг шеи и вокруг тела.
— Это ничего?
— Ну сейчас ребенка осмотрят. Но закричал почти сразу.
Я ничего в этом не понимаю, но «почти сразу» мне не очень нравится. Через какое-то время мне приносят дочку, завёрнутую в больничное одеяло, и прикладывают ее к груди. Я начинаю рыдать еще сильнее. У девочки такое малюсенькое личико. Я целую ее щечки. Дочка сначала молчит, а потом начинает плакать.
— Ну что ты, Настенька? — говорю ей. — Не плачь. Мама рядом.
Анастасия. Я решила назвать дочь так. Полетаева Анастасия Матвеевна. По-моему, хорошо звучит. После развода я не стала возвращать свою девичью фамилию. Почему, не могу ответить даже самой себе.
— Мы сейчас отвезём ее в детскую реанимацию, — говорит акушерка, что приводит меня в дикий ужас.
— В реанимацию!?
— Да, недоношенная и закричала не сразу. Но внешне с ребенком все хорошо. В реанимации будет под пристальным наблюдением. Если не будет тревожной симптоматики, то переведут к тебе.
— А я сколько дней тут буду?
— После кесарево обычно лежат пять дней, если нет осложнений.
Дочку увозят. Мое материнское сердце моментально сжимается. Как же она будет там без меня? В реанимации… Страшно. К ней будут хорошо относиться? А если она будет плакать? Я хочу встать с кушетки и побежать вслед за дочерью, но Ноги меня не слушают. Я не могу подняться.
— Я хочу к дочке, — рыдаю. — Пустите меня к ней.
— Ты в своём уме? — анестезиолог вовремя меня ловит, когда я с силой отталкиваюсь локтем от кушетки. — Тебе самой надо в реанимацию отходить от кесарева.
— Я хочу быть с дочкой!