Развод. Пошел вон! - стр. 39
Война так война.
Я принимаю ее вызов.
Пусть даже не надеется на то, что выйдет сухой из воды.
Сделаю все возможное для того чтобы Кира никогда не смогла работать учителем. Чтобы ее не брали на работу даже в сельские школы, расположенные далеко-далеко от Москвы.
Приводим в порядок могилки, затем несколько минут сидим на скамейке, вспоминаем с тетей Любой хорошие моменты, связанные с родителями, прощаемся с ними и едем обратно.
— Дай бог они там, наверху, помогут тебе выпутаться из этой истории, — вздыхает тетя. — Мужика бы тебе нормального, Оль. Чтобы, знаешь, от всех бед тебя укрыл! Чтобы ты всегда могла на него положиться, чтобы…
— Теть Люб, — усмехаюсь я, — первый сбежал в Лондон, бросив меня в трудной ситуации, второй — ушел к другой. Ты серьезно думаешь, что после такого печального опыта у меня когда-нибудь появится желание выйти замуж? Уж лучше одной жить, честное слово. Нервы целее будут. Зачем мне в доме мужик? Чтобы котлеты не пропали?
— Ой, сказала про котлеты, и у меня аж живот заурчал, — смеется тетя. — Надо бы в магазин зайти, пирожков в дорогу купить.
— Вот уж не знаю, где тут теперь магазин находится, — оглядываюсь по сторонам. — Раньше там был. О! — вижу магазин на том же месте, где и раньше стоял. — Смотри, все еще работает.
Подъезжаю к магазину, и мы с тетей выходим из машины.
Раньше здесь всегда была очередь, и сейчас тоже перед нами стоит человек пять. Неудивительно, ведь в дачный сезон в поселке очень много приезжих.
— Давай возьмем два с капустой, два с яйцом… — говорит тетя, а я в этот момент обращаю внимание на пожилого мужчину с тростью, стоящего у кассы.
«Да ну, не он, наверное», — хмуро разглядываю его.
Пару секунд назад мужчина повернулся боком, и мне показалось, что это отец Славика.
Николай Павлович раньше был высоким, широкоплечим, статным. Прошло много лет, и я понятия не имею, как он сейчас выглядит, и жив ли вообще. Да если и встречу его, то узнаю ли?
— Николай Палыч, возьмите лучше это. Только сегодня привезли, свеженькое, — продавец протягивает мужчине пакет с печеньем, а у меня в этот момент сердце делает двойное сальто.
Значит, я не ошиблась?
Опираясь на трость, мужчина разворачивается, и теперь я на сто процентов уверена в том, что это отец Славика — изменившийся до неузнаваемости: лицо исчерчено продольными морщинами, на глазах — очки, стал худым сутулым и седовласым.
Я стою как каменная статуя.
Сказать, что мне неприятно находиться с ним в одном помещении — ничего не сказать. Этот человек много лет назад относился ко мне — к беременной восемнадцатилетней девчонке, как к надоедливой собачонке. И я до сих пор прекрасно помню все, что тогда испытывала.
— Ольга? — вдруг раздается голос какой-то женщины, стоящей в очереди. — Ольга Смирнова, верно?
Смотрю на нее и не могу понять, кто это.
— Я Вера Соколова! — восклицает она, и до меня наконец-то доходит, что это моя одноклассница. Очень изменилась! Если б не представилась, то я бы ее в жизни не узнала. — Ты почти такая же, какой была в школе, — смеется она. — Какими судьбами здесь?
— На кладбище ездили, — отвечаю я, и замечаю, что Николай Павлович резко застывает на пороге магазина.
Он поворачивает голову к плечу, пристально смотрит на меня, я — на него. Такое чувство, что он не верит, что перед ним именно я.