Развод (не) состоится - стр. 8

Эти его бесстыдные слова «дашь», «кончишь»…

Он вправду думает, я с ним лягу?

Меня аж клинит от понимания того, насколько ему безразлично, что я чувствую.

Кажется, я даже начинаю скалить зубы, когда отвечаю ему:

— Ты сейчас свалишь из этой спальни, а потом соберешь вещи и уйдешь из дома! Вот тогда мы будем считать инцидент исчерпанным.

Как только это говорю, на лице моего мужа появляется то самое выражение… Он оскорблен до мозга костей.

— Раньше рак на горе свистнет, чем я съеду из дома, который построил собственными руками. Немедленно иди в постель, женщина!

— Подонок! — пищу я и позорно сбегаю из спальни.

Потому что сил нет смотреть на его самодовольную рожу.

7. Глава 5. Квиты

Мигран

Следующее утро не радует меня — от слова совсем.

Ульяна не только не пришла ко мне ночью, но даже к завтраку не остыла после вчерашнего спора. Это видно невооруженным взглядом. И, честно сказать, тревожит.

— Ма, че, серьезно? — раздраженно гнусавит Артур, который сидит за столом по правую сторону от меня.

— Ма, ты же знаешь, я ненавижу манную кашу… — Это уже Арам, который сидит по левую сторону.

Я морщусь, смотрю на жену, которая по традиции устроилась напротив. Она восседает на стуле с невозмутимым видом и чинно попивает эту свою дрянь, которая зовется цикорием.

В ус не дует.

Семье отраву на завтрак подала и радуется.

Манная каша с земляничным вареньем.

И все…

Нормально, а?

— Могла бы хоть яичницу пожарить с беконом, несложно же, — подмечаю с хмурым видом.

— Могла бы… — тянет она, и, я готов поклясться, прячет за большой синей кружкой ухмылку.

Забавно ей, что семья вынуждена есть абы что из-за того, что мать встала не с той ноги.

В столовой воцаряется мертвая тишина, не нарушаемая даже звоном приборов.

Просто потому, что никто не притронулся к своим тарелкам с кашей, а себе Ульяна тарелку даже не поставила. Сидит, смакует дальше свой цикорий и делает вид, что все окей.

— Я короче это есть не буду, — морщит нос Артур.

Отодвигает тарелку, тянет руку к стакану с соком, пригубляет и пищит:

— Фу, мам, из пакета, не свежевыжатый… У нас че, апельсины закончились?

— Ага, — невозмутимо отвечает она. — Пошел бы и купил.

— У нас че, доставка больше не работает? — еще больше ярится сынок. — Могла бы заказать, мам, несложно же.

— И это, я там форму кинул, постираешь, чтобы высохло до вечера, лады, мам? — Это уже Арам.

— И костюм мой, и джинсы, — добавляет ей задач Артур. — И кроссовки почисти, те, которые белые, я в каком-то говне испачкал. Все, мы погнали…

С этими словами оглоеды встают из-за стола, как они обычно это делают.

Неожиданно Ульяна заявляет:

— Унесите свои тарелки на кухню, выкиньте кашу в мусорку и поставьте посуду в раковину.

Важно так заявляет, будто вправду рассчитывает на исполнение своей просьбы.

— Мы че, слуги тут, что ли? Мы в школу опаздываем, — фырчат близнецы и удирают из столовой.

Даже не оглядываются.

Когда дети уходят, мне становится не по себе от арктического холода, который начинает заполнять комнату.

Все из-за Ульяны.

Как только дети ушли, она будто замораживает взглядом все, чего касается. И меня в том числе, мураши аж пробирают до нутра. Дико становится. Не такой я привык видеть жену по утрам.

— Слушай, я не виноват в том, что ты их разбаловала и они ведут себя как свиньи, — подмечаю с прищуром. — Я пошел, отвезу их в школу.