Развод. (не) Любимая жена - стр. 33

— Знаешь… раньше мечтала о мальчике. А теперь думаю — главное, чтобы он или она не были такими растерянными, как я. А остальное — переживём.

Тут в палату стучат.

Дверь открывается, как порыв сквозняка — бесшумно, но с ощущением холода. В палату входит мужчина в сером костюме, с точёными складками на брюках и аккуратной папкой в руках. Всё в нём — от выверенного шага до гладко зачесанных волос — говорит о сдержанности. Лицо ровное, ни намека на щетину.

Я знаю его. Слишком хорошо. Помню его голос на громкой связи. Помню, как он вызывал у Виктора удовлетворённое кивание, как говорил: «Мы всё сделаем аккуратно». Это адвокат моего бывшего мужа. Его правая рука.

— Фаина Алексеевна, доброе утро, — произносит он с вежливой интонацией, будто читает текст с автоответчика. — Извините, если помешал.

Я киваю. Медленно. Сухо. Как будто я — не женщина, не человек, а знак согласия в официальной бумаге.

— Виктор Эдуардович просил передать вам документы по разделу совместно нажитого имущества. Вот, — он вытаскивает из папки пухлый пакет. Бумаги шуршат, как мёртвые листья. Он кладёт их на тумбочку — точно, вежливо, почти с нежностью. С той самой, которой не хватило в моём браке.

В горле пересыхает. Я глотаю, но внутри всё скользкое, липкое — как плесень на гнилых овощах. Чувствую, как холод вползает под кожу, как сердце сжимается до размера грецкого ореха. Всё это должно было случиться. Я знала. Я ждала. Но сейчас — как будто мне всадили иглу, длинную, тонкую, хищную, в самое уязвимое место.

— Всё составлено в соответствии с предварительной договорённостью, — продолжает он, не поднимая глаз. — Ознакомьтесь, при необходимости мы можем…

— С какой ещё договорённостью? — перебиваю я резко, даже не осознавая, как голос сам вырывается. — Простите, когда это мы с ним успели что-то согласовать?

Юрист замирает. На долю секунды. Потом всё так же вежливо поднимает глаза, и в них — пустота. Офисная. Протокольная. Бездушная.

— Насколько мне известно, между вами ранее обсуждались параметры раздела…

— Да что вы говорите, — медленно произношу я, чувствуя, как во мне поднимается волна. Горячая. Ядовитая. — А я-то, наивная, думала, что для «обсуждения» нужны хотя бы два человека. А он, выходит, сам с собой посовещался, составил список, расставил приоритеты и отправил вас подписать приговор. Моей жизни.

Я откидываюсь на подушку. Вдох — короткий, словно воздух в палате вдруг стал густым, как сметана.

— Как удобно, правда? Сидеть в новом лофте, щёлкать мышкой по графикам, а параллельно — делить мебель, воспоминания, мои платья, тостер, двадцать лет совместной жизни. Всё, что удобно упаковывается в формулировку «предварительная договорённость».

Он не отвечает. Только опускает взгляд. И это раздражает меня ещё больше.

— Вы бы хотя бы лицо делали по-человечески, — продолжаю я. — А то пришли сюда, как будто у вас сейчас встреча с бухгалтером. А я — не строчка в балансе. Я живая. И мне больно.

Тишина в палате становится почти звенящей. Юнона замирает, затаив дыхание. Цветы на подоконнике будто теряют цвет. Мир вокруг съёживается в комок — и я в его центре. Горячая, обиженная, но пока еще живая.

— Дайте ручку, — перебиваю я. Мой голос — как незнакомый. Он словно выточен из металла, и я едва ли узнаю в нём себя.