Развод. Любить нельзя вернуться - стр. 15
Прораб растерянно бегает глазами между нами. Пытается как-то бессвязно оправдаться за то, о чем, видимо, понятия не имеет.
— Дальше мы сами, — отсекает бывший муж и отправляет растерявшегося мужчину обратно на рабочее место. — Шикарно выглядишь, — Назар поворачивает голову и скользит взглядом по моей ключице.
— Знаю.
Сжав от злости губы, мечу молнии в довольную физиономию бывшего мужа. Стучу каблуком по бетонной плите.
Заревевшая от соприкосновения с металлом болгарка вновь заставляет мои плечи дрогнуть.
— Поговорим в другом месте? Здесь довольно шумно.
Назар оглядывается по сторонам и предлагает войти в дом. Отрицательно качаю головой и киваю в сторону калитки.
— Я в курсе. Мне уже звонили соседи и жаловались.
Горский вопросительно выгибает бровь. Подает мне руку, чтобы помочь обойти неровный участок пути. Игнорирую его жест, уверенно перешагивая неровности и дыры в потрескавшейся стяжке.
Когда мне было двадцать, приходилось ходить на каблуках и не по таким колдобинам. Часто были показы, где дизайнеры выбирали для дефиле не специально возведенный, ровный подиум, а обычный тротуар, вымощенный брусчаткой.
Повышенная травмоопасность участников показа не бередила ни умы творцов, ни манекенщиц. Ради соприкосновения с миром Высокой моды мы готовы были подвергать опасности не только организм, замерзая на холоде в тонких платьях, но и конечности, надевая раз за разом неудобные туфли.
— И так, — отойдя на максимально возможное от гудящих инструментов расстояние, я вновь обращаюсь к Горскому: —Почему в документах мое имя?
— Кто тебе такое сказал? — Горский прячет руки в карманы брюк.
Держится отстраненно, но не отказывает себе в удовольствии еще раз оценить глазами мое изменившееся тело. Да, я больше не угловатая девочка с большой грудью. После родов мои бедра приобрели более женственные изгибы, округлились ягодицы.
Мне бы возмутиться такой открытой наглости бывшего супруга, но я намеренно этого не делаю. Пусть смотрит внимательно, пусть рассматривает каждый мой сантиметр. Перед ним больше не юная барышня с влюбленными глазами, нуждающаяся в опеке и заботе. Ее больше нет. Она исчезла вместе с теми бумагами о разводе, оформленными задним числом. Той Каролины больше нет и не будет. Пусть даже не надеется.
Кожу покалывает даже под толстой джинсой юбки-миди. Громко выдыхаю и расправляю плечи. Заставляю себя собраться с силами.
— У меня нет ни времени, ни желания играть в твои игры. У тебя есть ровно минута, чтобы все объяснить.
— Мне нужен был дом.
— Рада за тебя. При чем тут я?
— И необходимо доверительное лицо.
— И ты почему-то решил, что бывшая жена как нельзя кстати подходит на эту роль?
— Да, ты — единственная, кому я доверяю. — В кармане у Горского звенит телефон. Мазнув взглядом по экрану, он без раздумий сбрасывает вызов. — Сделка полностью законна. Ты сама дала мне право распоряжаться твоей подписью, оформив доверенность, помнишь?
— Это было пять лет назад.
— Она бессрочна.
— Это ненадолго. Или ты завтра переоформляешь дом на другое лицо, или я распоряжусь им по-своему.
Назар прищуривает взгляд.
— Дом по документам мой, и значит я могу сделать с ним все что захочу. Например, сровнять с землей или продать за бесценок.
— Мне нужна неделя.
— Нет.
— Пожалуйста, Каролина. — Холодный лед в глазах бывшего мужа дает трещину. В черных зрачках растекается грусть и сожаление. — Всего семь дней.