Развод. Дай мне уйти. - стр. 19
Очищает сознание.
− Если ты хочешь, чтобы я ничего не говорила Ефиму Илларионовичу… - Начинаю.
Ловлю на своём лице тревожный взгляд Иры. Полный надежды на спасение.
И руки за спиной сцепливаю.
− Ты мне подыграешь.
− В чём? – Медсестра сопит. Натужно. С хрипом.
А ещё с колен поднимается. Смотрит исподлобья.
− Дарья Константиновна попросила тебя сделать мне этот укол? Спровоцировать выкидыш, так?
Молчит. Вяло кивает.
И глаза на меня поднять не решается.
− Значит, ты ей скажешь, что всё сделала.
− Но… вы…
− Я спокойно уеду. – Оборачиваюсь на чемодан, стоящий у окна. – Но свекровь должна быть полностью уверена, что ты всё сделала.
− Поняла.
− Опишешь ей всё в подробностях! Как мне было плохо, как меня тошнило, шла кровь. Чем мне хуже, тем она быстрее тебе поверит, уяснила?
− Да… - Мычит неуверенно.
Смотрит на меня с подозрением. Дышит рвано.
А потом беглый взгляд на часы кидает. Закусывает губу.
− Только она утром собиралась приехать. К восьми. Чтобы лично всё увидеть. Проконтролировать.
− Насладиться. – Припечатываю.
Понимаю, что для моей свекрови нет ничего святого. Она задумала всё, чтобы окончательно меня уничтожить.
Только вот собственными руками не смогла. Побрезговала.
Решила прибегнуть к услугам Ирочки. Которая, на проверку, оказалась очень слабой.
А если бы я не проснулась? Она бы смогла?
Сделала бы этот ужасный поступок, который обелил бы её в глазах свекрови? И смогла бы после этого жить спокойно?
Не мучаясь совестью?
Внутри снова растёт сгусток гнева. Опаляет внутренности. Печёт.
И я изо всех сил сжимаю пальцы в кулаки. Оставляю на мягкой коже ладошек отметины.
Закрываю глаза. Пытаюсь досчитать до десяти, чтобы не взорваться.
Понимаю, что сейчас не место и не время для разборок.
Нужно спасаться. Бежать.
Справиться с Дарьей Константиновной я не смогу. По крайней мере, сейчас.
Мне нужно заботиться о своём малыше. О том, чтобы не волноваться. Не нервничать.
А потому, сейчас самое мудрое будет – просто исчезнуть. На время.
Пусть думает, что победила. Пребывает в полной уверенности, что ребёнка нет.
Но я это так не оставлю. Все получат по заслугам…
− Значит, помоги мне выбраться из больницы незамеченной. Сейчас. – Делаю шаг к кровати, начиная вытаскивать всё из тумбочки.
Запихиваю всё в сумку. Понимаю, что времени на то, чтобы складывать аккуратно, нет.
− Скажешь, что из-за обильной кровопотери меня перевели в реанимацию, она поверит. Подговори там кого-нибудь на посту, чтобы отвечали, что я пока без сознания. Мне нужно дня три, чтобы спрятаться. Затеряться.
− Но… Она ведь сможет позвонить Ефиму Илларионовичу… - Брови Иры смыкаются на переносице.
− За это не волнуйся. – Ледяным взглядом прохожусь по её испуганному лицу.
Стираю краски.
− Ефима Илларионовича я беру на себя.
− Божечки, но это же всё – так страшно…
− А травить меня было не страшно?
Луплю ладонью по тумбочке так, что чай, стоящий в пластиковом стаканчике, опрокидывается. Начинает стекать на пол.
Образует грязную лужу.
− Пытаться убить нерождённого ребёнка – нормально?
Захлёбываюсь от негодования. Давлюсь от нехватки воздуха.
И хочется закричать. Надавать этой клуше по щекам.
− Это – в твоих же интересах. – останавливаю указательный палец на бледной физиономии медсестры. – Если Хмельницкая поверит в гибель плода, ты больше ничего ей не должна.