Развод. Цена Предательства - стр. 26
Он перевёл взгляд на дорогу и сосредоточился на управлении автомобилем.
Я же недовольно поджала губы.
Вот ведь гад — ведь в самом деле напугал меня.
Скотина волосатая…
— Свою жену не ругаю. Её никогда я не брошу. Это ведь со мной она стала плохая. А брал то я её хорошей, — процитировала я известного поэта.
Это стихотворение как нельзя показалось мне сейчас кстати.
Истеричка?
Возможно.
Только кто виноват-то?
Это с тобой я истеричка.
Только с тобой.
Это ты, Ремизов, меня сделал такой.
— Ой, мы Маяковским заговорили ? — изогнул он одну бровь, снова поймав мой взгляд в зеркале заднего вида.
— Ты даже знаешь, кому это чудесное стихотворение принадлежит?
— Представь себе, не одна ты это знаешь.
— Ты умный дядя, да?
— А то раньше ты этого не знала.
— Ну… Ты знаешь, после той отвратной сцены на твоём рабочем столе, я вдруг осознала, что я тебя, Ремизов, вовсе и не знаю. Вот так бывает: живёшь с человеком лет так пять. А потом понимаешь, что он совсем не такой, каким ты себе его представляла. В твоей голове он намного лучше. А в жизни… Мда, печально, не правда ли?
— Ну ты, Лика, тоже-то далеко не ангел оказалась, — поддел он меня.
— Я не подарок, ты прав, — кивнула я. — Но я никогда — слышишь, НИКОГДА! Тебе не изменяла. И даже не думала об этом. И посылала раз за разом твоего Швеца, когда он ко мне свои крепкие орешки подкатывал периодами. Потому что думала: ну как же так? Ведь у меня есть муж! Семейные ценности, и всё такое… А оказалось, не было никаких семейных ценностей. Всё было просто пшиком… Точнее, для меня они были, а для тебя… Важнее нашей семьи оказалось почесать твоё поленко посреди рабочего дня об очередную секретутку. Сколько их было, скажи мне? А? Сколько? Я тогда с какой тебя поймала? Со сто пятой или двести тридцать шестой?
Ремизов плотно сжал челюсти и резко свернул в сторону какого-то леса, поехал по грунтовке в сторону виднеющихся деревьев….
16. 16.
Я запаниковала. Потому что реально испугалась.
Демид вез меня в лес! Он не шутил! И…зачем?
Нет, я, конечно, была уверена, что он не будет меня убивать, и прикапывать. Или…
Я слишком хорошо о нём думала?
Мой бывший казался действительно взбешенным, выведенным из себя. А я только подливала масла в огонь. Вот и сейчас, вместо того, чтобы сидеть смирно или умолять простить меня и отпустить мне больше всего хотелось продолжать пилить его, действовать на нервы!
— Давай, Демид, это прямо в твоем стиле. Издеваться над слабыми, — проворчала я, словно меня тянул кто за язык.
— Ты-то слабая? — хмыкнул он. — Да ты… Акула, Ликуся! Настоящая акула. Или нет — пиранья! — он рассмеялся, показывая на мгновение белоснежные зубы.
Придурок жизни.
Весельчак и балагур…
Не к месту твои шуточки сейчас.
— Пришлось, знаешь ли, стать такой, — ответила я. — Отрастить зубки. И коготки. Учителя были хорошие.
— Я уже все это слышал.
— Ну и послушай ещё разок! Если ты думаешь, что я тебя боюсь…
— А ты не боишься?
Он неожиданно резко затормозил, и я поняла, что мы действительно стоим в каком-то перелеске, на грунтовой дороге, по которой если и ездит кто, то после дождичка в четверг. И если Ремизов решит что-то со мной сделать, помощи можно ждать до морковкина заговенья.
Голова у меня шла кругом, я не понимала в какие игры играет мой бывший благоверный. И как выиграть в эту партию, если мне правила игры никто объяснять не планирует. Но как-то надо выиграть!