Разрушенная любовь - стр. 14
– Я бы заперся в своей квартире до конца своих дней, выпивал и смотрел старые фильмы.
Я закатила глаза.
– Ты не помогаешь.
– Я бы с радостью помог тебе с чем угодно.
Я отступила назад, хотя покидать объятья Дэниела было последним из списка того, чего мне сейчас хотелось.
– Вообще-то, у меня есть идея. Почему бы тебе не отвезти меня в дом Эдриана?
Дэниел замер, его глаза превратились в два грозовых облака, как будто я только что попросила его отвезти меня в ад.
– Не думаю, что это хорошая идея, – резко ответил он, даже не пытаясь скрыть свой гнев. – Ты еще не готова к таким поездкам. Ты едва стоишь на ногах!
– Это все из-за моего здоровья?
Его голос немного смягчился.
– Ну, конечно. Я беспокоюсь о тебе, Кэс.
Эмили всегда меня так называла, но каждый раз, когда это делал Дэниел, у меня на сердце становилось тепло.
Теперь был его черед гадать, что за мысли роились у меня в голове.
– Что заставило тебя улыбнуться? – заинтересованно спросил он.
– Это ведь была твоя идея – начать называть меня Кэс?
– Тебе это не нравилось, но я никогда не упускал возможности поиграть у тебя на нервах. После того как ко мне присоединились моя сестра и Эдриан, у тебя не было иного выхода, кроме как принять это.
Одно лишь упоминание Эдриана усилило боль в моем сердце.
– Я так по нему скучаю, – сказала я, чувствуя, как в горле образуется комок.
– Я знаю. Я тоже по нему скучаю.
У меня был самый лучший брат в мире. Я могла позвонить ему в середине ночи только для того, чтобы сказать, в каком восторге я от нового рецепта. Он никогда не жаловался, если я что-то не замечала или забывала сделать, потому что знал: когда я работаю, мир вокруг меня перестает существовать.
– Знаешь, что самое смешное? – спросил Дэниел, улыбаясь. – Даже когда перед тобой стоял выбор пойти на свидание или остаться дома, чтобы посмотреть кино с Эдрианом, ты выбирала последнее.
Я едва заметно улыбнулась.
– Наверное, именно поэтому сейчас я ни с кем не встречаюсь.
– Единственное свидание, которое ты никогда не пропускала, – это свидание с духовкой. Я помню день, когда ты вернулась из Парижа после года стажировки. Ты была так вдохновлена и полна решимости. Могла часами говорить о смешивании шалфея и сливок. Ты всегда критиковала пиццу, которую мы заказывали, даже не зная, что однажды заставишь нас попробовать каждый рецепт пиццы, который только сможешь найти.
– Могу поспорить: вы меня ненавидели за это.
– Нет. Обычно мы не могли дождаться, пока ты вернешься домой и приготовишь нечто особенное. Эдриан всегда говорил, что ты превзошла его во всем, включая кулинарию.
– Кажется, мы вчетвером проводили много времени вместе, – сказала я, думая о своем неудавшемся путешествии в Италию и том, что никто о нем не знал.
– Да, это было хорошее время.
Спустя час после того, как я заставила Дэниела попробовать все, что мне удалось приготовить этим утром, он ушел, сказав, что ему нужно разобраться с какими-то срочными делами. Между тем я решила продолжить битву со своими нераспакованными вещами.
Я вернулась в спальню и отрыла коробку с пометкой «Важное». Она оказалась полна семейных фотографий и открыток. Так оказалась фотография моих родителей, которую я незамедлительно поставила на камин в гостиной вместе с фотографией Эдриана и меня. Согласно дате, напечатанной на обратной стороне, она была сделана три года назад, в день моего двадцатилетия.