Разорванное небо - стр. 4

Одна за другой погасли сигнальные лампы. Отшкалились приборы. Дик отключил наземный источник питания и поднял над головой красные ленты заглушек. Я показал ему большой палец, захлопнул фонарь кабины и связался с диспетчером.

– Сто второй, выруливайте на полосу девятнадцать, рулежная дорожка альфа, – ответил дружелюбный голос в наушниках.

Значит, взлетать я буду в сторону океана. Что ж, разумное решение на случай, если мне придется катапультироваться… или того хуже.

Я порулил по аэродрому, внимательно читая указатели. Мимо меня проплыла стоянка малой авиации. Несмотря на мороз, несколько человек с интересом наблюдали за мной, вернее, за моим истребителем. Мне показалось, будто у них в руках фотоаппараты. Ничего себе – секретная миссия!

Диспетчер дал разрешение на взлет. Я снова прочитал контрольную карту. Святая святых авиации – маленькие таблички на моем колене, они напечатаны не типографской краской. Эти невзрачные буквы и цифры написаны кровью и оплачены жизнями летчиков-испытателей. От них зависит и мое существование на этом свете.

На форсаже двигатель боевого самолета не свистит. Он грохочет, словно бесконечный, непрерывный гром над самым ухом. Но летчик этого не слышит, он сидит в кабине, в самом носу, отделенный от мотора перегородками, топливными баками, многочисленными слоями звуковой и теплоизоляции.

Я толкнул ручку тяги до упора. Меня вдавило в кресло. Самолет помчался по асфальту, взвился в небо и набрал скорость так быстро, что я едва успел убрать шасси. Здесь надо шевелиться и думать мгновенно. Даром, что машину изготовили в середине прошлого века.

Первый полет я выполнил строго по заданию, разве что аэродромный круг у меня получился куда шире обычного.

– Ты что вытворяешь, сто второй? – раздался в шлемофоне рык полковника. Не поленился же пойти в башню.

– А как вы себе представляете мой полет? – ответил я в нарушение всех регламентов радиосвязи. – У «Старфайтера» скорость на круге триста пятьдесят узлов. И разворачивается он очень неохотно.

Я сбросил скорость, выпустил шасси и закрылки, нацеливаясь на трехкилометровую асфальтовую полосу. Она отчетливо темнела на фоне укутанной снежным покрывалом земли. Промелькнул торец, и моя рука сама собой, автоматически едва не потянула ручку тяги в положение «малый газ».

Но если бы я так сделал, это движение стало бы последним в моей жизни: мощности турбины не хватило бы для обдува закрылков. И самолет, рухнув на землю, разлетелся бы на тысячи алюминиевых обломков.

Я замер, застыл, превратился в ледяную статую. Лишь когда меня ощутимо пнуло пониже спины и колеса покатились по асфальту, я убрал газ. Трудно быть человеком-ракетой.

Во втором полете у меня что-то зачесалось. Я разворачивался над белесым, скованным льдом и припорошенным снегом озером Себейго, когда увидел возле берега какие-то темные точки. Да это же рыболовы! Сидят себе, удят рыбу в лунках и в ус не дуют. Ну, сейчас я вам устрою…

Я спикировал на рыбаков, включил форсаж и пронесся в сотне футов над несчастными, оглушив и осыпав их вихрем свежевыпавшего снега. Жаль, нельзя разглядеть их лиц.

Когда я вернулся, полковник ждал меня у ангара. Едва умолк двигатель, он поднялся по стремянке и постучал по стеклу кабины. Я открыл фонарь и снял шлем.

Глаза тестя гневно сверкали, казалось, он готов схватить меня за шиворот, вытащить из кабины и швырнуть подальше от самолета.