Разговоры с Джемалем - стр. 9

О. Д.: Да, я помню ваше утверждение, что человек – враг Бога. Оно надолго в моей памяти осталось.

Для правых и левых есть шанс при условии, что они будут нести в себе заряд пассионарности. В конечном счёте именно воля к борьбе и победе сведёт воедино богатырей протеста, которые уже сейчас, как всадники Апокалипсиса, маячат на горизонте.

Обыватель верит в прогресс. Это своеобразный гвоздик, на который обыватели навешивают свои ожидания, комплексы, страх перед собственной малоценностью и мечту о постоянном комфорте. Собственно говоря, идея прогресса неотъемлема от идеи счастья, точнее, либерального понимания счастья.

Конечно, есть некое подставное, расписное представление о счастье: домик в деревне или, наоборот, на вершине индивидуального холма, разбухшие от молока вымена, детишки, кувыркающиеся перед этим домиком…

Но, если честно, счастье – это, безусловно, таинственный и мистический опыт переживания безвременья. Тут обыватель попадает в противоречие с самим собой. Прогресс только усиливает фактор времени, грузит его, повышает стоимость каждой минуты. То есть прогресс, распоряжающийся появлением новых гаджетов, – это враг счастья, если последнее всё-таки не понято как наличие крепкой избы.

Американцы впервые вбросили такую низменную и сверхпримитивную концепцию счастья, приплюсовав к ней всеобщее право на него. Кстати, внимательное изучение русской литературы, особенно последних десятилетий перед революцией, показывает глубокую зависимость русского гештальта от Конституции США.

О. Д.: Мы продолжаем цикл наших передач, и сегодня у нас интересная тема. Мы поговорим об обывателе и мифе о прогрессе.

Вы знаете, я на «Фейсбуке» запросил небольшой анонс, я его прочту. Вы, наверное, заметили уже, друзья мои, что благодаря усилиям масс-медиа в последние десятилетия выведен новый тип человека, который презирает духовное усилие, хочет только потреблять, боится палки и любит попсу, при этом считает себя апологетом и составной частью прогресса. Давайте немного поговорим о том самом обывателе, которого мы видим вокруг себя. Ведь вокруг нас, собственно, одни обыватели и находятся. Или, Гейдар, с чего мы начнём разбирать? С мифа, прогресса или с самой фигуры обывателя?

Г. Д.: Обыватель, он, наверное, не потребует большого объёма анализа, потому что его очень легко определить. Это человек, который полностью заточен на аргумент тела, а тело, в свою очередь, заточено на аргумент комфорта. То есть это гедонист, эпикуреец, в таком слабом выражении, ослабленном, конечно, всякими матрицами этического порядка. С детства ему вбивали в голову, что нельзя отбирать игрушки, нельзя не делиться конфетами, и это немножко осложняет ему жизнь. В принципе, конечно, он не хотел бы делиться ничем, но есть какие-то осколки этических матриц. В общем, ему понятны только материальные аргументы. Если обыватель начинает рассуждать о геополитике, то все его рассуждения сводятся к тому, что войны идут из-за раздела нефти и газа; гражданские войны вспыхивают потому, что их устраивают спецслужбы, которые, опять-таки, хотят тянуть или не тянуть в этих местах газопроводы, и выше этого он подняться не может, потому что вся история для него – это просто раздел песочницы и отъём жизненного пространства. Это на мой взгляд.