Разглашению не подлежит - стр. 5
– В самом деле?
– Да, кажись, в самом… А там кто ж ее знает, живем без медицины.
– Где ее хата?
– Как тебе, милый, и объяснить… Если б днем это… Хотя, погоди, Ванюшка знает.
Она чуть приоткрыла дверь, скользнула в дом. А через минуту в сени выскочил малыш лет десяти. Ни слова не говоря, он схватил Козлова за руку и потащил на улицу. Уже за калиткой сказал:
– Дяденька, а вы не тутошний…
– Почему?
– А все тутошние бабку Акулину знают. Да ее вся область знает.
– Думаешь?
– Ничего не думаю, – обиделся мальчик. – Она у нас такая странная. Выдумывает все…
– Что выдумывает?
– Да все. И эту болезнь… Тифозную…
– Выдумала?
– Это точно. Чтоб постояльцев не пустить.
Ваня легко отыскал избу бабки Акулины, проводил Козлова до самого порога.
Пять дней прожил Александр у бабки Акулины. Когда немцы ушли из Воротынова, она тут же выздоровела. Сама отвела Козлова к заведующему почтой Степану Егорченко, порекомендовала его как человека серьезного и надежного.
А к тому привязался староста, гонит на работу – перевозить гитлеровцам снаряды.
– Ну и сукин же ты сын! – кричал на старосту Егорченко. – Не знаешь разве, какой я работник? Или хочешь, чтобы я помер где-нибудь на дороге? Прихвостень несчастный…
Староста не сдавался. И тогда Егорченко сказал Козлову:
– Жилец из меня ненадежный, туберкулез легких, сам понимаешь. Подался бы с тобой к партизанам, да что толку? Обуза для отряда. И другим опасность, сам понимаешь. Так вот, бери-ка ты эту самую подводу, мне предназначенную, и поезжай. Партизанам лошадки пригодятся. В дороге можно и отстать, и не туда свернуть… Сам понимаешь.
Ранним морозным утром из Воротынова выехало пять подвод. На первой сидел сам староста в новом овчинном полушубке и шапке-ушанке. За ним гнал лошадей Козлов. Егорченко раздобыл для него такой же теплый полушубок и меховую шапку. Путь держали на станцию Сафоново, которую с полмесяца назад Козлов проходил со своим однополчанином, московским инженером-электриком. Где теперь Сергей Викентьевич? Далеко ли угнали его гитлеровцы? И удастся ли когда-нибудь свидеться?
Староста всю дорогу стегал лошадей, торопясь к сафоновскому коменданту. Тот приказывал прибыть еще вчера утром. Большие неприятности могут быть, если комендант осерчает.
Пока добрались до станции, лошади покрылись мыльной пеной. И все же комендант был недоволен.
– Почему опоздал? – закричал он на оторопевшего старосту. – Какое ты имел право не выполнить мой приказ? Или не знаешь, что такое немецкая аккуратность?
– Знаю, пан комендант, знаю.
– Нет, ты не знаешь, что есть немецкая аккуратность. Но ты узнаешь ее. С этой минуты… Всыпать ему двадцать пять плетей!
– Пан комендант… Пан комендант…
Два рослых полицая схватили старосту, пытавшегося просить прощения, посреди двора спустили с него штаны и, высекая кровяные рубцы, принялись полосовать ему ягодицы. Комендант сам считал удары, приговаривая:
– Это есть наша точность… Наша аккуратность…
Он приказал не отлучаться со станции и на рассвете следующего дня приступить к работе. Но в полночь, выйдя якобы посмотреть своих лошадок, Козлов запряг их и погнал в сторону Дорогобужа. Часовому, остановившему его при выезде из города, сказал, что возил хлеб немцам. Тот порылся в телеге и, ничего не найдя, пропустил. Город пересек благополучно, а когда наступили сумерки, был уже в деревне Озерище. К ночи похолодало, посыпал первый снег. Колючий морозный ветер обжигал лицо.