Ратники преисподней - стр. 21
С докладом о текущих делах рука об руку явились Денисов с Наташей. Выслушав и сделав распоряжения, которые Наташа прилежно запротоколировала, я вызвал Марка Наумовича. Накануне мы расстались, так ничего и не решив. Хотя, понятно, в первую очередь решение было за мной. Остальные могли присоединиться, а могли и нет.
Во мне, как, наверное, во многих, уживаются два человека. Один из них сухарь, прагматик, рационалист. Другой − рубаха-парень с ярко выраженными задатками авантюриста. Такие, знаете ли, доктор Джекил и мистер Хайд. В обычное время, когда жизнь плавно течет своим чередом, эти субъекты, в общем, ладят. Но какая внутренняя междоусобица разгорается, если надо принять серьезное решение!
Допустим, речь идет о скандальном расследовании. «Слышь, брат, не лез бы ты в это дело, − озабоченно советует прагматик. − Заработаешь ли, не факт, а неприятностей можно огрести по самое некуда. Это ж придется зацепить самого такого-то! А он злопа-а-мятный…» «Да пошел ты! − заводится авантюрист. − Не все измеряется деньгами. А реноме? А кураж? Наконец, адреналин?! Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! Не догоню, так согреюсь! Расследовать, непременно расследовать…»
Сейчас победу за явным преимуществом одерживал авантюрист Хайд. Прагматик Джекил даже не пробовал сопротивляться. Он был в ужасе. Он затыкал уши руками и отказывался говорить на эту тему. Я и сам чувствовал всеми инстинктами, что лезу черт знает куда. В голове звенела фраза из «Трех мушкетеров»: «Господа, вы ввязываетесь в скверную историю и будете изрешечены…»
Но я уже знал, что ввяжусь. Проклятый Бормоталов, в сущности, не оставил мне выбора. Точнее, выбора не оставили картины, которые он каким-то образом транслировал мне прямо в мозг. Эти картины…
Я увидел площадь с трибуной, на которой стоял высокий, мощного сложения человек в черном широком одеянии. Он громко выкрикивал фразы на непонятном языке, и туполицая толпа у подножия трибуны прилежно повторяла их. При этом многие собравшиеся рыдали, рвали на себе одежду, содрогались в конвульсиях.
Увидел странное сооружение, чем-то напоминающее храм. Внутри, прямо на алтаре, был распростерт привязанный обнаженный человек. Люди в разрисованных масках со свечами в руках стояли вокруг и нараспев читали какую-то молитву или заклинание все на том же непонятном языке. Но вот они замолчали, разом погасили свечи, и один из них приблизился к алтарю. В руках у него был бритвенно острый нож. Не обращая внимания на истошный вой жертвы и фонтанирующую кровь, человек медленными, торжественно-плавными движениями отрезал ей гениталии, нос, уши и, наконец, перерезал горло.
Увидел стол, на котором лежат пять восковых фигурок: мужская, женская и три детских. Чьи-то руки по очереди пронзают кукольные тельца длинной, докрасна раскаленной иглой. И − встык: маленькая кухня, где ужинает семья. Все мирно и тихо… но вдруг отец хватается за грудь и падает со стула. Мгновение спустя то же самое происходит с матерью. Следом за родителями, словно сбитые кегли, один за другим падают и застывают на полу два мальчика и девочка. В чашках дымится так и не выпитый чай.
Многое, многое показал мне Бормоталов. И бесконечные колонны вооруженных людей, размеренно марширующих к горизонту. И красивую маленькую деревню, мгновенно стертую с лица земли ураганом, ─ заклинаниями и магическими пассами его наслал уродливый полуголый колдун. И безучастные, тусклые глаза людей, бредущих по улицам незнакомого города, среди обшарпанных домов с узкими окнами-прорезями. И воздетые, унизанные браслетами руки чернокожего гиганта с лицом в ритуальных шрамах, яростно вопящего: «Си тенер, Аше!»…